Сергей Алексеев - Волчья хватка. Книга третья

Ослаб помедлил, проговорил нехотя:

— Ражных проще отпускать, нежели неволить. Позрел, что со стойлом сотворил? Дурная сила, пустой ещё отрок…

Игумен не сдержал негодования:

— Сказывай толком, старче! Кто такие — ражные?

Старец вопроса не услышал, зато сказал с мечтательным сожалением:

— Эх, как сгодится ещё сей гоноша для воинства! Коль исполином возвратится. Ты позри в Книге Нечитаной, пророчество там есть. Кто огонь небесный принесёт.

— Позрю, старче… Да ныне об ином речь веду! Может, вернуть его? Обловить окрестности? Покуда не ускакал далеко?

— Даже и не пытайся. Нет у тебя араксов, которым поймать его по силам. Пешего едва изловили, а верхового и вовсе не достать.

— Конокрад про араксов всё изведал! Всю подноготную знает! А ежели он — лазутчик от татар? Или, хуже того, фрязины заслали?

Ослаб передвинул посошки, будто уйти собирался, однако мотнул бородой в сторону братии. Сергий знак понял.

— Ну что таращитесь? Ступайте по местам, на послушание! — прикрикнул и подтолкнул Кудреватого. — А ты поди посмотри, вернёт ли коней…

Иноки и послушники повалили гурьбой, унося с собой недоумение.

— В Засадном полку ему место, — заключил старец. — Да ныне рано ещё, не изготовился. Сам прибежит, когда ощутит силу исполинскую…

Игумен спросить что–то вознамерился, но вдруг прикрыл уста ладонью.

— Спрашивай, — позволил Ослаб. — Чего примолк?

— Да почудилось мне, — смутился тот. — Ты как–то по–отечески беседовал с конокрадом…

— Как же с отроками–то след беседовать? По–отечески и надобно…

Сергий к его уху склонился.

— Не прогневайся, старче… С добрым умыслом пытаю тебя. Уж не сродник ли тебе сей гоноша? Не кровными ли узами с ним повязан?

Старец ответить не успел, ибо в тот час же с вежевой рубленой башни послышался крик караульного:

— Пропавшие кобылицы бегут! Одна, другая!.. Матерь божья, откуда?!

Игумен сам взбежал на башню: из белёсой молочной пелены и впрямь показались пропавшие кони. Будто из иного мира являлись: вначале из туманной дымки ткались призрачные тени и лишь под лучами встающего солнца согревались и обретали естественную плоть…

Калик увязался за ними от кладбища, а чтоб не гнали, умышленно отставал шагов на полста, и когда Ражный останавливался, немедля шмыгал в кусты. Пришлось махнуть на него рукой и не обращать внимания.

— Вороны над рощеньем кружили, — вспомнила Дарья. — Могильный камень увезли… Всё очень плохо, Вячеслав. Разорили твою вотчину.

— Ничего, теперь мы всё поправим, — бодрился тот, однако испытывал сосущую пустоту в солнечном сплетении и противился желанию всё время озираться по сторонам.

Зима в родной стороне запаздывала, и если Вещерские леса тонули в снегах, то тут январь лишь чуть приморозил и припорошил землю, вода в открытой ещё реке с торосистыми заберегами отяжелела настолько, что замедлился или вовсе остановился её ток. В воздухе, в плоских росчерках графически отрисованных лесных окоёмов, во всём стылом пространстве ощущалось ожидание чего–то драматически обманчивого, призрачного, как мучительный, навязчивый сон.

На базе он снял котомку, повесил на воротный столб и встал, будто перед запретной зоной. Устроенный порядок пространства вотчины оказался разрушенным, чужие люди хозяйничали здесь, как им вздумается, причём бежали отсюда торопливо, оставив все двери нараспашку.

— Так и будем стоять? — поторопила Дарья.

Ражный взял её за руку и повлёк в гостиницу. Здесь тоже всюду бросались в глаза следы, оставленные незваными гостями: взломанные замки дверей, пакеты с мусором, грязные от обуви ковровые дорожки в коридорах. Кто–то вроде бы пытался навести порядок, возможно профессор, однако тут требовались генеральная уборка и ремонт.

— Восстановим, — сам себя попытался убедить Ражный. — Хорошо, не сожгли ничего!

В нетопленом просторном помещении было холодно и неуютно, даже в номере для вип–клиентов. Поэтому он привёл Дарью в зал трофеев, усадил в кресло, укрыл сорванной со стены медвежьей шкурой и растопил камин.

— Побудь пока здесь, — подкатил кресло к огню. — Я скоро. Только с боярином побеседую…

— Знаешь, я тебе так благодарна! — вдруг восхищённо призналась она, глядя на разгорающееся пламя. — Мне стало тепло! И вправду почувствовала: наконец–то я — дома! Душа согревается…

— Погоди, — вдохновился Ражный. — Спроважу Пересвета, вычищу баню от скверны… как у тебя вычистил, и поведу смывать дорожную пыль.