Александр Темной - Джина

«А я старый дедка! Нет сил вытянуть репку!»

«…Я ведь всего лишь маленькая внучка, сил вытянуть репку нет. Пусть поможет мне Жучка! Жучка, привет!..»

Наградой за роль Репки были лишь аплодисменты и смех, в то время как платой за общение с бабкой были пирожки. Причем, неплохие, вкусные. Но игра на сцене Светлову нравилась, а вот игра в жизни — как-то не очень. Охотница на египетские сувениры, наверное, даже не догадывалась, что, изображая внимательного и общительного человека, интересного собеседника, Андрей много раз представлял, как он хватает бабулю за шею и душит её. Или как бьет её с такой силой, что из её лягушачьего рта вылетает вставная челюсть. Если при этом с её носа свалятся очки, можно их раздавить ногой. Ещё ему хотелось «приколоться»: открыть дверь, выхватить из её рук пирожки, развернуть её лицом к лестнице, ведущей на седьмой этаж, и дать хорошего пинка, чтобы она по лестнице не бежала, а катилась кубарем…

Если учесть тот факт, что старушенция с пирожками наносила визиты вежливости именно тогда, когда Андрей был злым, уставшим или просто плохо себя чувствовал, а потому никого не хотел видеть и ни с кем не хотел разговаривать, актерское мастерство ему приходилось включать на всю катушку, иначе он уже сто раз бы сорвался и сделал то, что только прокручивал в голове. Не исключено, что за это мог бы поплатиться свободой.

Если бы у Андрея спросили, что хуже двадцать минут сидеть на сцене и не двигаться, ощущая, как деревенеет задница, пялясь на плакат «Слава КПСС!», или минута общения с противной, назойливой бабкой, Андрей выбрал бы второе.

Пошла в жопу, старая дура! Хрен тебе, а не кувшин! Давай свои пи-рожки и иди на х…

Словно чувствуя, что Андрей не хочет продавать ей кувшинчик, бабуля решила сделать вид, что забыла о сувенире из Египта. После чего к этой теме они не возвращались. Но пирожки старая стерва приносила ещё много-много раз. Именно на них кот отъелся и стал круглым идиотом в прямом смысле.

И вот теперь этот кувшин, с которым у Светлова связано столько воспоминаний, как маятник, качается на краю верхней полки серванта. Андрей смотрит на него снизу вверх, понимает, что если кувшинчик упадет, то разобьётся. Его больше не будет. Из него выпадут все его внутренности — лампы, батарейки, проводки или что там ещё может быть. Он не будет светиться, и не останется в квартире больше ничего, что бы напоминало о Лауре.

Может, устоит? Нет! По закону подлости кувшинчик падает. Словно самоубийца, решившийся после долгих раздумий шагнуть с крыши много-этажки.

— Нет! — кричит Светлов, прикрыв голову рукой. В следующее мгновение с его уст сорвалось ругательство. И это непечатное слово, оно будто повлияло на траекторию полёта «сувенира-сюрприза». Кувшин отклонился в сторону и, вместо того, чтобы угодить Светлову в голову, приземлился у него между ног, подпрыгнул на полметра и откатился по полу в дальний угол комнаты, у окна, рядом с новогодней ёлкой.

На паркете осталась глубокая царапина — этакий смайлик, говорящий о том, что ещё полсантиметра, и Андрею не пришлось бы переживать ни по поводу ссоры с Настей, ни с любой другой дамой. Кому он без яиц был бы нужен? А кувшин, набрав скорость, запросто мог бы их превратить в яичницу.

К счастью, ничего этого не случилось, да и «сувенир-сюрприз» не разбился, как того ожидал Светлов. Это хоть немного, но успокаивало.

Вдруг котяра, который до того момента где-то прятался (не исключено, что в пространстве между стеной и диваном), начал с противными воплями носиться по комнате, прижав уши. Он так громко визжал и так быстро убегал от воображаемого врага, что казалось, ему под хвост скипидаром брызнули. Да только не было у Андрея никакого скипидара, а Жирный Ублюдок вёл себя как-то странно. Странно — это ещё мягко сказано.

Раздался хлопок, от которого Тупой Урод начал бегать ещё быстрее, а орать ещё противнее. Пробка кувшина — та самая, которую Андрей из любопытства ранее много раз пытался сковырнуть ножом, вилкой, стамеской, отверткой, но безрезультатно, — вдруг отскочила в сторону. Светлов ожидал увидеть, как наружу посыплются детальки механизма, который заставлял кувшин светиться, а рисунки — меняться, но этого не произошло. Из «сувенира-сюрприза» наружу повалили клубы густого тёмно-серого дыма. Стало почему-то прохладно, и Светлов почувствовал, как его бьет мелкая дрожь.

Понимая, что сейчас дым расползется по всей квартире и завоняет её, Андрей, матерясь и чертыхаясь себе под нос, поднялся с пола, подошел к окну и распахнул его настежь. В лицо ему тут же ударил холодный воздух, перемешанный с хлопьями снега, отчего Светлова пробрал озноб.