Эмили Болд - Проклятый [litres]

– Что ты хотел сказать мне? – пробормотала я и снова придвинулась ближе к Пейтону. Я склонилась над ним, прислушиваясь к дыханию. Ни единого шороха. – Скажи мне! – потребовала я и посмотрела на записку.

Сэм, mo luaidh,

ты вошла в мое сердце той ночью еще до того, как я понял, как я обнаружил, насколько ты особенная. Ты не принадлежишь этому времени, говорила ты. Но это неправда. Ты принадлежишь мне, несмотря ни на что. Не покидай меня, потому что я люблю тебя.

И если ты все же сделаешь это – потому что любишь меня, то прими этот дар и помни: ты – часть меня.

Mo luaidh, tha gràdh agam ort.

Мои губы задрожали от боли, а рыдание едва не разорвало меня на части. Я поцеловала изгиб шеи Пейтона, его ключицу и рану, которую нанес ему кинжал.

– Ты знал! – недоверчиво прошептала я. – Всегда знал!

Мягкая ткань из кожаного свертка нежно скользнула по телу Пейтона, когда я прижала свою футболку с диджеем между нами к своему сердцу.

«Не важно, что ты сделала, и не важно, что сделал я. Вина и ненависть не могут затмить единственное, что у меня осталось. С тех пор, как я наблюдал за тобой во время купания, ты не выходила у меня из головы» , – вспомнила я его слова.

Камни больно давили мне в колени, когда я со всей силы и со всеми своими нахлынувшими чувствами прижала Пейтона к себе. Нереальность прошедшего времени отошла на второй план, и мое настоящее «я» пробудилось к новой жизни.

– Пейтон! – умоляла я, не готовая сдаться. – Будь ты проклят, Пейтон! Ты не оставишь меня одну сейчас!

Я была так поглощена своим горем, своим отчаянием, что пропустила его первый вздох. Я поняла, что его сердце бьется только тогда, когда Шон лихорадочно рванул меня в сторону.

– Прекрати! – воскликнул он и поднял голову Пейтона к себе на колени. – Он дышит! – ликовал он, скользя руками по израненной груди брата. – Его сердце… оно…

– Оно бьется! – закричала и я, и футболка небрежно упала на землю. Слезы облегчения сотрясали меня. Я чувствовала пульс Пейтона, чувствовала каждое его движение, и, несмотря на всю вину, которую я возлагала на себя в прошлом, я знала, что снова сделала бы все точно так же. Все, что понадобится, если только я смогу сдержать свое обещание и спасти жизнь шотландца, который все это время держал мое сердце в своих руках.

Ничто больше не имело значения, когда я увидела, как Пейтон открыл глаза. Как он моргал, кашлял и с хрипом хватал ртом воздух.

– У тебя получилось! – удивился Шон и рассмеялся: – Действует, Сэм! Действует!

В самом деле сработало. Чуть позже Пейтон смотрел на меня с искаженным от боли лицом, но все же улыбался при этом. Не обращая внимания на Шона, который только что налил ему кружку воды, я бросилась к Пейтону. Я потрогала его грудь, прижала руки к бьющемуся сердцу.

– Слава богу, ты жив! – зарыдала я. Слезы бежали у меня по лицу ручьями, пока я прижималась к нему и целовала его.

Когда он наконец обессиленно откинулся назад, я, улыбаясь до ушей, провела пальцем по шраму на его подбородке.

– За это мне стоит извиниться, – прошептала я.

– Это? За это не нужно извиняться. Я не против тех двухсот семидесяти лет, что мне пришлось обходиться без тебя. Только теперь я понимаю, как я был потерян во времени без тебя, – прошептал он, и я увидел боль в его взгляде. – Мы были так близки… я чувствую сегодня, как… как ты любила меня.

Его слова были нежными, но мне показалось, что в них сквозит немой упрек. Вспомнил ли он нашу совместную ночь в прошлом? Что он об этом думал? Ничто не могло омрачить счастья этого момента, и все же глубоко внутри меня грызла тревога, что сделала что-то не так. Страх, что решения, которые я принимала в прошлом, будут преследовать меня вечно. Лицо Кайла мелькнуло в моей памяти, и я тяжело сглотнула.

Дрожа, я потянулась за кинжалом и крепко сомкнула пальцы вокруг лезвия. Я посмотрела Пейтону прямо в глаза, когда сталь разрезала мою плоть.

– Я люблю тебя, Пейтон, и на моей крови принесу тебе священную клятву. Я больше никогда тебя не оставлю. Сегодня принадлежит нам, а прошлое… ушло. Моя жизнь… за тебя.

С широкой ухмылкой на лице Шон протянул мне кружку своего термоса, в которой было хоть и не вино, но хотя бы вода. Я окунула в него окровавленное лезвие и подала кружку Пейтону, прежде чем обернуть руку вышитым льняным платком, который Фингаль подал мне двести семьдесят лет назад. Реликвия, подумала я, улыбаясь.

– Жизнь за тебя, Сэм, – ответил он, поднося кружку к губам. Затем с медленно возвращающейся силой он снова притянул меня к своей груди и горячо поцеловал.