Дэвид Эдисон - Машина пробуждения

Купер шел следом за Эшером по узкой лестнице, изгибавшейся под немыслимыми углами и поднимавшейся выше, чем казалось логичным. На очередной узенькой площадке обнаружился приставной столик с китайской вазой, из которой торчали несколько стеблей наперстянки.

– …нельзя ее обременять цветами… – пробормотал себе под нос Эшер, покачав головой.

Когда они добрались до самого верха, серый человек с некоторым благоговением во взгляде открыл растрескавшуюся дверь. Махнув пепельной рукой, он пригласил Купера пройти первым.

Когда Купер ступил на пристроенную к крыше деревянную «вдовью дорожку» [1] Вдовья дорожка – огороженная площадка на крыше дома, стоя на которой жены дожидались возвращения моряков. , его сковало ледяное оцепенение. Перед ним раскинулся огромный город. И не просто город, а карикатура на… на все города разом, буйная оргия архитектурных фантазий и упадка. Здания и жилые массивы тянулись до самого горизонта, и у Купера закружилась голова от неспособности вместить в себя все это безбрежное пространство– от пронзающих небеса шпилей вдалеке и до разрушающихся, почерневших и заброшенных развалюх там, где они сейчас стояли. Куда бы он ни повернулся, повсюду взгляду открывался лишь город. Тут были и районы, где, по всей видимости, бурлила жизнь, но наблюдались и вымершие территории – целые жилые массивы, брошенные гнить в этом издевательском хаосе. То, что сейчас видел Купер, казалось просто самой идеей города, самопроизвольно проступившей в реальность и обретшей плоть.

На разной высоте над зданиями повисли облака смога, окрашивая город в цвета различных камней: дымчатого топаза, аметиста и цитрина. Ветер был удивительно теплым и приносил в своих изменчивых потоках ароматы десятков различных благовоний. Над городом разливались песни соревнующихся колоколов, прокатываясь волнами из одного края в другой и поднимая в воздух стаи потревоженных птиц.

Спорили между собой и небеса. Те бледно-желтые, что Купер недавно видел в окно, словно утекали за горизонт, следуя за своей крошечной зеленой звездой. Тем временем на востоке, на фоне голубого свода, играли в салочки тяжелые облака, а их желтое солнце, казалось, то появлялось, то вновь выпадало из бытия.

Эшер подвел совершенно ошарашенного спутника к видавшей виды подзорной трубе, закрепленной на деревянном штативе у самого края балкончика. Купер помедлил. Хочется ли ему смотреть? Хочется ли принимать реальность этого лихорадочного сновидения? И все же он наклонился к окуляру и окинул город взором, хотя его и тревожила мысль, что стоит разглядеть примерещившийся кошмар в деталях, познать его форму и суть, как ничего уже нельзя будет изменить и все это станет настоящим. А когда это произойдет, он сам бесповоротно, раз и навсегда заблудится во снах, сойдя с ума и превратившись лишь в призрак среди других призраков.

Благодаря подзорной трубе он смог увидеть отдельные части целого: покосившиеся и облупившиеся под гнетом лет монументы и мавзолеи, выполненные как из камня, так и из золота, – их неторопливо поглощала городская растительность. За стенами, в окружении пышных садов и ажурных беседок, прятались особняки. На западе обнаружилось изваяние скорбящей женщины, отлитое из чистого серебра, – она сидела, упершись массивной головой в более новую каменную стену, и гирлянда пароотводных труб, опутавшая ее шею, изрыгала лиловый, как синяк под глазом, дым. Неподалеку, посреди пришедшего в запустение, запачканного мазутом двора трубил в свой шофар [2] Шофар – в иудаизме ритуальный духовой музыкальный инструмент, сделанный из рога животного. алебастровый ангел, словно призывая владельца, который уже никогда не вернется. И цепи, повсюду были цепи – со звеньями размером с целый дом, перекинутые через каналы или же свернутые наподобие винтовых лестниц и уходящие под землю.

Переместив взгляд, Купер увидел просторные аллеи, обсаженные платанами, вязами и менее знакомыми ему деревьями, и дороги – одни были пусты, и их черная поверхность блестела, другие же кишели пешеходами. Широкие шоссе разбегались от лежащей в тени точки, напоминая чем-то огромную паутину. В самом ее центре разинула пасть центральная площадь. И хотя она должна была быть просто гигантской, чтобы ее удалось различить с такого расстояния, но то, что находилось за ней, обладало еще более грандиозными размерами. Было ли это какое-то здание, гора или что-то куда менее обычное?