Томас Баррон - Потерянные годы

Прошло несколько минут. Ничто не менялось. Да и не должно было меняться. Если раньше, когда глаза мои еще видели, я был почти слеп по ночам, с чего бы мне прозреть сейчас?

Но я не оставлял своих попыток. Я пытался проникнуть за темную завесу, застилавшую мой мысленный взор. Увидеть то, что скрывалось среди теней, за серой пеленой. Заполнить черную пустоту, точно так же, как Риа учила меня заполнять пустые пространства между звездами.

А между тем Несчастье летел совсем неровно, неуверенно, постоянно ныряя вниз. Жестокий ветер отбрасывал нас назад, и крылья птицы слабели. Сокол завис в воздухе, изменил направление, снова завис на месте.

Я не сразу заметил это изменение; оно появилось очень медленно, однако из непроницаемого мрака постепенно начали выступать смутные очертания пейзажа. Волнистый гребень холма. Углубление, которое, наверное, прежде было озером. Извилистая лента дороги. Какая-то неровная линия — возможно, каменная стена.

А потом далеко впереди я заметил нечто странное. На горизонте, на вершине горного хребта что-то мелькало. Предмет, казалось, одновременно двигался и оставался на месте, был в одно и то же время светлым и темным. Я даже не был уверен в том, что действительно вижу что-то. Но, погрузив руки глубоко в перья, я твердо повернул голову Несчастья в сторону странного объекта. Сначала птица сопротивлялась, затем повиновалась мне и забила крыльями чаще.

Через некоторое время я рассмотрел гигантское строение. Оно стояло на высокой скале, подобно черному призраку, выплывающему из ночи. Мне показалось, что стены замка опоясаны какими-то странными светлыми кольцами, а крыша увенчана шпилями. Каким бы жутким ни выглядело логово Домну, это здание показалось мне в сто раз страшнее. Но я снова потянул за перья Несчастья, понуждая его приблизиться. К этому моменту птица не только приняла меня как рулевого; ее, казалось, приободрило мое вмешательство. Взмахи крыльев снова стали сильнее.

Я всматривался во мрак. Теперь я мог подробнее рассмотреть усеянную камнями плоскую вершину холма, на котором стояло здание. Но, несмотря на то что очертания окружающих скал прояснились, само строение по-прежнему представляло собой расплывчатое облако. Вскоре я расслышал низкий грохот, как будто там скрежетали друг о друга камни.

И тут я понял: здание медленно вращается вокруг своей оси. Мы нашли Черный замок.

Сосредоточенно закусив губу, я направил сокола так, чтобы он облетел вокруг вращавшегося замка. Смутная картина сразу прояснилась. «Шпили» оказались башнями, светлые кольца оставляли окна, из которых лился свет факелов. Время от времени в одной из освещенных комнат я замечал каких-то воинов в остроконечных шлемах, как у боевых гоблинов.

Я сосредоточил «взгляд» на одном из нижних окон, где, как мне показалось, не было солдат. Затем направил Несчастье вниз. Мы летели прямо в окно. Зубчатые стены, башни, арки приближались. Внезапно я сообразил, что мы летим слишком низко и под слишком большим углом. Мы врежемся в стену! В мозгу промелькнуло воспоминание о кошмаре, приснившемся мне во время плавания.

Я изо всех сил потянул на перья, заставив сокола резко набрать высоту. Шим, зажатый в когтях, взвизгнул. Мы со свистом пронеслись мимо стены, едва не задев каменный парапет. Еще секунда — и мы разбились бы.

Я несколько успокоился и снова велел Несчастью облететь замок. На этот раз я постарался точнее определить скорость вращения здания. И все же я колебался. Я ничего не видел, я был слеп. Я не осмеливался предпринять новую попытку, полагаясь только на мысленное зрение.

Я резко втянул в себя воздух, затем снова направил сокола вниз. Мы опять устремились к тому же окну. Порыв ветра, ударивший мне в лицо, оглушил меня.

Окно приближалось, и я похолодел. Если птица ошибется хоть самую малость, мы разобьемся, думал я. Мы набирали скорость. Возврата не было.

И вот мы влетели в окно. В то же мгновение я заметил впереди каменную колонну. Я быстро дернул за перья и заставил птицу свернуть влево. Мы слегка задели столб, скользнули по полу и врезались в каменную стену где-то в недрах Черного замка.

Первым, что я заметил, когда пришел в сознание, было то, что Несчастье стал очень маленьким. Отважная птица сидела у меня на груди; она хлопнула меня сначала сгибом одного крыла, затем другого. И тут я сообразил, в чем дело: изменилась не птица, а я сам. Я снова стал таким, как обычно.