Сергей Самаров - След Сокола. Книга третья. Том первый. Новый град великий

– Гостомысл сам все расскажет.

Дожидаясь рассказа княжича Гостомысла, который должен стать князем восстановленного Славена, Первонег все равно не понимал, как князь может покинуть свое княжество, когда там идет война. И потому думал, что гонец что-то напутал, как и с «частью целого народа». И потому торопился навстречу Гостомыслу, желая прояснить ситуацию.

Разговора о судьбе Славена Первонег не боялся. Все-таки, разговаривать с умным и вдумчивым Гостомыслом – это совсем не то, что разговаривать с его покойным отцом Буривоем, который, даже не выслушав до конца, мог бы и убить, не желая разбираться. Остался старшим в городе, должен был его защитить… Здесь логика Буривоя могла бы быть единственной, и даже понятной, может быть, даже одобренной большинством словен. Гостомысл, в отличие от отца, выслушает до конца, подумает, и сумеет сделать правильные выводы. Он никогда не делает необдуманных поступков, и служить такому человеку проще. А еще послужить Первонег сам желал. Он желал исправить то, что допустил, чтобы к моменту, когда его большое тяжелое тело понесут на погребальный костер, его душу не мучили мысли о собственной вине перед соплеменниками. Он не был уверен, что при путешествии к погребальному костру мысли не покидают тела человека. Разное люди говорили. Но сам воевода вину, существующую или надуманную, осознавал, и хотел ее искупить. Жалко было только, что возраст у него уже преклонный, и сделать многое он уже не успеет. И силы былые подходили к концу.

Гонец Гостомысла пристроился позади двух воев сопровождения городского воеводы. И обгонять Первонега не собирался. Но Людин конец был сравнительно небольшим, вытянутым вдоль Волхова, и пересечь его в узкой части, чтобы добраться до внешних городских ворот, можно было быстро. Еще на подъезде Первонег увидел некоторую суету, и построение воев своего полка для торжественной встречи княжича, как и полагалось. Вообще-то так полагалось встречать князя, а Гостомысл князем официально еще не стал. Требовалось собрать посадский совет, который вручит Гостомыслу меч и щит его отца, доставленные из Карелы. Сам княжич знал, что это не тот меч, с которым Буривой ходил в бой. Этот, что вручается посадским советом, слишком легкий для тяжелой руки. И щит совсем не тот, что способен в сечу защитить от вражеского оружия. Это оружие, что вручается, просто красивое, изузоренное, и является не больше, чем символом. Но символ этот дает человеку официальную княжескую власть. Официально считается, что дает только на десять лет, хотя Гостомысл не помнил случая, чтобы отец или дед Владимир Старый [4] Владимир Старый – князь Славена, отец Буривоя. получали эти символы несколько раз. Получив раз, они уже не отдавали их назад, в посадский совет. И Буривоя никакой совет не выбирал, ему меч и щит передал перед кончиной сам Владимир Старый. Но сейчас случай особый. Это и сам Гостомысл понимал, и воевода Первонег тоже. Именно Первонег распорядился, чтобы воевода Военег доставил меч и щит в сожженный город. Здание посадского совета восстанавливали одновременно с тем, как строили землянки для горожан, и еще не успели восстановить. И советники где-то у себя держали символы власти города.

Сам Первонег видел и меч, и щит, когда их привезли. Причем, привезли в санях жены погибшего княжича Вадимира, которая вернулась в Славен из крепости, чтобы здесь родить сына, хотя жить ей в Славене было негде. Но нашлись добрые люди, приютили княжну в ее положении в совсем не пострадавшем доме Людиного конца, где Велибора на следующий же день по возвращению благополучно родила сына, которого назвали, как отец и хотел, Вадимом. Сразу по приезду, еще до того, как в Людин конец отправиться, Военега с Велиборой встретили посадские советники. Княжна двумя руками вцепилась в символы княжеской власти, словно не желала их отдавать. Воеводе Военегу применять силу не пришлось. Он просто строго посмотрел на Велибору, прошептал что-то, и она сразу разжала руки. Символы унесли, и куда-то спрятали. Наверное, в доме кого-то из советников, что жили в Людином конце, и чьи дома не пострадали. Таких тоже немало было, хотя городской посадник боярин Лебедян жил на другой стороне, и сгорел в огне, защищая свой дом от варягов.