Корнелия Функе - Лабиринт Фавна [litres]

Гарсес всегда говорил так, будто диктует.

Пленники, один – старик, другой намного моложе, были бледнее тусклой луны. Одежда у них была в грязи после хождения по лесу, а глаза – мутные от вины и страха.

– Капитан! – сказал младший, пока Видаль молча их рассматривал. – Это мой отец. Он честный человек.

– Это мне судить. – Видалю нравилось, когда его боятся, но это же и приводило его в ярость.

– Шапку долой, когда стоишь перед офицером!

Сын стащил с головы заношенную кепку. Видаль понимал, почему тот не смотрит ему в глаза. Мерзкий крестьянин! Гордый, по голосу слышно, и притом ему хватает ума понять, что тем, кто их захватил, это не понравится.

– Вот, мы при них нашли. – Серрано подал Видалю старенькое ружье. – Из него стреляли.

– Мы охотились на кроликов! – Мальчишка и впрямь гордец, никакого уважения.

– Разве я разрешал говорить?

У старика от страха подгибались колени. Перепугался за сына. Какой-то из солдат сдернул с его сгорбленного плеча сумку на длинном ремне и протянул Видалю. Капитан вытащил из сумки карманный календарь. Такие выдавало крестьянам республиканское правительство. Календарь, похоже, был зачитан до дыр. На задней обложке красовался республиканский флаг.

Видаль, хмыкнув, прочел вслух лозунг:

– Ни бога, ни страны, ни хозяина. Все ясно.

– Красная пропаганда, капитан!

Серрано был горд и счастлив, что не зря побеспокоил капитана из-за двух ничтожных крестьян. Может, они вообще из Сопротивления, борются против генерала Франко вместе с теми, на кого идет охота в этом проклятом лесу.

– Никакая не пропаганда! – возмутился сын.

– Ш-ш-ш!

Солдаты услышали угрозу в предостерегающем шипении Видаля, а глупый молодой павлин ничего не заметил, так рвался защитить отца. Любовь убивает по-разному.

– Капитан, это просто старый календарь!

Мальчишка никак не заткнется.

– Мы просто крестьяне, – сказал старик, стараясь отвлечь от сына внимание.

– Продолжай!

Видалю нравилось, когда этот сброд принимался молить о пощаде.

– Я пошел в лес пострелять кроликов. Для дочерей, они болеют обе.

Видаль достал из сумки бутылку, понюхал. Вода. Тут, главное, не торопиться, тогда насладишься как следует.

Во всем нужен порядок, и в таких делах тоже.

– Кроликов пострелять… – сказал Видаль. – Правда?

Он знал, что сын попадется в ловушку. О да, Видаль умел проводить допросы. Его таланты пропадают напрасно в этой глуши. Он способен на большее!

– Капитан, при всем уважении, – сказал младший крестьянин, – если отец говорит, что охотился на кроликов, значит он охотился на кроликов.

Он опустил глаза, пряча гордость во взгляде, но губы его выдавали.

Спокойно. Все нужно сделать спокойно.

Видаль взял бутылку с водой, размахнулся и ударил парня по лицу. Потом ткнул бутылкой с отбитым донышком ему в глаз. И еще раз, и еще. Дай выход ярости, иначе она сожрет тебя . Острое стекло кромсало кожу и плоть, превращая их в кровавое месиво.

Отец закричал громче сына. Слезы проложили грязные дорожки на щеках старика.

– Вы убили его! Убийца!

Видаль выстрелил крестьянину в грудь. Да там и тела-то почти нет, щуплый старикашка. Пули без труда нашли сердце. Две пули прошили насквозь изношенную засаленную одежду и картонные косточки.

Сын еще дергался, зажимая окровавленными руками рваные раны на лице. Видаль и его застрелил. Сверху на них светил бледный месяц.

Лес молча наблюдал, и солдаты молчали.

Видаль вытер руки в кожаных перчатках о сумку и вытряхнул из нее содержимое. Бумаги. Еще бумаги. И два мертвых кролика. Видаль поднял их с земли. Тощие зверьки, одни кости да мех. Разве что потушить их на ужин.

– В другой раз обыскивайте этих остолопов как следует, – сказал он Серрано, – прежде чем за мной бежать.

– Слушаюсь, капитан!

Как они все застыли навытяжку…

«Что?» – с вызовом спросил он глазами. Да, вспылил, бывает. О чем они думают теперь, глядя на мертвецов? О том, что у многих отцы и братья – такие же крестьяне? Что они тоже любят своих сыновей и дочерей? Что когда-нибудь он и с ними поступит точно так же?

Возможно.

Все мы волки , хотелось ему сказать. Смотрите на меня и учитесь!

В стародавние времена жил-был молодой скульптор. Звали его Синтоло. Он служил королю Подземной страны, и страна эта находилась так глубоко, что до нее не могли добраться ни лунные, ни солнечные лучи. Синтоло наполнил королевский сад цветами, сделанными из рубинов, и фонтанами, высеченными из малахита. Он создал статуи короля и королевы, такие искусные, что казалось – они дышат.