Корнелия Функе - Лабиринт Фавна [litres]

– Чувствуешь страх? – спросил отец. – Никогда о нем не забывай. Этот страх ты должен чувствовать в минуту слабости – когда захочешь забыть, кто ты есть и что ты служишь отчизне. Когда перед тобой встанет выбор – жизнь или честь. Если предашь свою страну, свое имя, свое наследие – это все равно что сделать шаг в пропасть. Бездна не видна, однако она реальна. Никогда не забывай об этом, сын мой…

В дверь постучали, и настоящее заслонило прошлое. Стук был тихий-тихий – сразу ясно, кто хочет войти.

Видаль нахмурился. Он ненавидел, когда прерывали его вечерний ритуал.

– Войдите! – крикнул он, не отрывая взгляда от блестящего часового механизма.

– Капитан…

Доктор Феррейро ступал так же мягко и осторожно, как говорил. Он остановился в нескольких шагах от стола.

– Как она? – спросил Видаль.

Колесики в часах закрутились в идеальном ритме, в очередной раз подтверждая, что при должном уходе порядок вечен. Бессмертие – это чистота и точность. Сердце для него, безусловно, не нужно. Сердцебиение так легко сбивается с ритма и в конце концов останавливается, как его ни береги.

– Очень слаба, – сказал доктор Феррейро.

Да уж, добрый доктор – слюнтяй. Мягкая одежда, мягкий голос, мягкий взгляд. Видаль наверняка мог бы свернуть ему шею, словно кролику.

– Пусть отдыхает спокойно, – сказал Видаль. – Я буду спать здесь, внизу.

Это и проще. Кармен его уже утомила. Женщины вообще быстро его утомляли. Они старались стать ему ближе, а Видаль никого не хотел к себе подпускать. Это создает уязвимость. Любовь нарушает порядок. Даже простое желание сбивает с толку, пока его не утолишь и не двинешься дальше. Женщинам этого не понять.

– А мой сын? – спросил Видаль.

Ребенок – единственное, что его заботило. Человек смертен, пока у него нет сына.

Доктор взглянул с удивлением. Его глаза за стеклами очков в серебряной оправе всегда казались слегка удивленными. Он открыл рот, чтобы мягко ответить, но тут в дверях показались Гарсес и Серрано.

– Капитан!

Видаль взмахом руки заставил их умолкнуть. Его неизменно радовал страх на их лицах. В такие минуты Видаль забывал, что находится в убогой глуши, вдали от больших городов и сражений, где пишется история. Но и в этом гнусном, кишащем партизанами лесу он сумеет себя проявить. Он будет сеять страх и смерть с такой безупречной точностью, что слух об этом дойдет до генералов, которые отправили его сюда. Кое-кто из них воевал вместе с его отцом.

– Мой сын! – повторил он, и в голосе его прорезалось нетерпение. – Как он?

Феррейро все еще недоуменно смотрел на него. «Встречал ли кто другого такого человека?» – словно спрашивал этот взгляд.

– Пока нет никаких причин для тревоги, – ответил доктор.

Видаль взял со стола сигарету и фуражку.

– Очень хорошо, – сказал он, отодвигая свой стул, что означало: «Ступайте прочь».

Но доктор все еще стоял напротив стола.

– Капитан, вашей жене не следовало путешествовать. К тому же на таком позднем сроке.

Вот глупец. Овцы не должны так разговаривать с волками.

– Вы так считаете?

– Да, капитан, это мое профессиональное мнение.

Видаль медленно обошел вокруг стола, держа фуражку под мышкой. Он был выше Феррейро. Конечно, Феррейро невысокий. Он уже начал лысеть и со своей всклокоченной бородой казался жалким стариком. Видаль любил чисто выбритые остро наточенной бритвой подбородки. А таких, как Феррейро, он презирал. Кому охота заниматься целительством в мире, где главное – убивать?

– Сын, – сообщил он хладнокровно, – должен родиться там, где его отец.

Доктор – тупица. Видаль направился к двери. Сигаретный дым тянулся за ним в полумраке. Видаль не любил яркий свет. Ему нравилось видеть собственную тьму. Он был уже у двери, когда вновь раздался неприятный тихий голос Феррейро:

– Капитан, почему вы так уверены, что родится мальчик?

Видаль обернулся с улыбкой. Глаза его были чернее сажи. Он умел одним взглядом заставить человека почувствовать нож у себя под ребрами.

– Уходите! – сказал Видаль.

Он видел, что Феррейро тоже почувствовал лезвие ножа.

Солдаты поймали двух браконьеров – те охотились на кроликов после комендантского часа. Видаль удивился, что Гарсес вызвал его из-за такого пустяка, хотя все офицеры знали, что капитан терпеть не может, когда его беспокоят в позднее время.

Когда они вышли из дома, в небе висел тощий серпик луны.

– В восемь мы заметили передвижения в северо-западном секторе, – на ходу докладывал Гарсес. – Затем услышали выстрелы. Сержант Байона обыскал местность и захватил подозреваемых.