Екатерина Оленева - Черная королева (СИ)

Но он попытался меня отравить. Мне показалось это подлостью. Я обиделся и немного вышел из себя.

– Немного?..

– Вспыльчивость и импульсивность мой грех. Каюсь. Ты должна меня понять. Ведь ты избыточной кротостью нрава также не страдаешь. Предлагаю уже похоронить ту несчастную голову. Пусть покоится с миром. Мертвое – мертвым, живое – живым.

У нас с тобой есть два пути: бесконечно капаясь в обидах вести войну, меряясь силой характера с переменным успехом. Учитывая, что молодость у нас длится долго, жизнь – и того дольше, развлекаться можно почти бесконечно, множа обиды и неудовлетворённость жизнью.

А можно пойти другим путём. Попытаться не бороться, а соединиться; не воевать, а любить и тем самым стать чуточку лучше, чем мы оба были раньше.

– Я бы хотела этого. Но разве такое возможно?

Лицо Миарона вновь омрачилось:

– Что нам помешает?

– Мой сын. Король Риан. Он никогда не позволит мне жить так, как я хочу. Я по-прежнему останусь в плену у короны. С той лишь разницей, что с Сиобряном я могла бороться, а с сыном… я никогда не пойду против него. А он не примет моей связи с другим мужчиной.

– Это истинная причина? Или отговорка?

– Ты меня знаешь. Я никогда не искала отговорок.

– Если я решу эту проблему? Если твой сын сам согласится отдать тебя мне, ты примешь наш союз?

– Это невозможно.

– Для меня не существует слово «невозможно» если я чего-то хочу! Ответь на вопрос, Одиффэ. Если бы не твой сын, согласилась бы ты стать моей женщиной? Моей женой?

– Женой?.. Я была бы счастлива, если бы Риан принял нашу связь. На то, чтобы он разрешил мне снова выйти замуж и речи быть не может.

– Ошибаетесь, сударыня. Ни один нормальный сын не хочет видеть свою мать в роли чьей-то игрушки. Но взрослые сыновья могут смириться с мыслью о том, что матери нужен мужчина, способной заботиться о ней.

– С Рианом это не получится. Как ты планируешь добиться от него согласится?

– Не твоя забота. Если твой сын согласится на наш брак, ты будешь рада? Ты хочешь видеть меня рядом с собой? Разделить со мной долгие дни и ночи?

– Ты хочешь, чтобы я ответила тебе прямо сейчас? Но это безумие.

– В том и смысл. Я не хочу, чтобы ты думала – я хочу знать, что ты чувствуешь. Когда любишь человека, не о чём долго думать. Ты готов преодолевать трудности, лишь бы быть рядом с тем, кто тебе дорог. А когда не любишь… я хочу от тебя всего, Одиффэ. Или ничего. Я столько раз предлагал тебе одно и тоже, раз за разом получая отказ. И на этот раз я приму его. Если ты так захочешь. Решение за тобой.

– У меня сотня причин сомневаться в тебе и твоих предложениях. Но… с тобой лучше, чем без тебя. Так что – да! Если сумеешь уладить дело миром с Рианом, я пойду за тобой куда скажешь.

– Отлично! Осталось только сказать ту простую фразочку, с которой начался наш чудесный разговор.

Я непонимающе на него посмотрела.

Миарон ухмыльнулся:

– Ладно. Хорошо. Тебе сложно, я понимаю, так что начну первым. Одиффэ, я люблю тебя.

Ты пришла в мою жизнь тогда, когда она не имела никакой цены, а во мне самом не осталось ни клочка света. Я потерял всё: уважение тех, чьим мнением дорожил, друзей, родину, возлюбленную, дочь. Хуже всего, что тогда я потерял и самого себя.

Всё в мире виделось бессмысленном и полным лжи. Я топил остатки разума в вине и веселящих травах.

Я был уверен, что ни одна женщина никогда не войдёт больше в мою жизнь. Мне хотелось располосовать их лживые лица острыми когтями – мне все лица хотелось тогда содрать с костей.

В то время секс был не отделим от боли, но бить женщин мне всегда претило.

Убивать – это да. Но бить?

Поэтому моими многочисленными спутниками становились мальчишки, случайные юноши. Для меня они не были полноценными людьми – бледные тени, скользящие в гаснущем от крови, боли и алкоголя сознании.

А потом появилась ты, испуганная девочка с кукольным лицом и не детскими, жуткими глазами.

Сначала я увидел в тебе призрак дочери, что сгинула в лабиринтах точно таких же улиц, пусть и в другом городе.

Я захотел спасти одну душу, раз уж не мог спасти другую.

Только к тому времени я успел уже так опуститься, что не различал грани между пороком и добродетелью, болью и наслаждением, добром и злом. И вместо того, чтобы помочь, я заставил тебя опуститься туда, где пребывал сам.

Мне казалось, что сытной пищи и кровли над головой маленькой нищенке, подобранной мной с улицы, должно быть достаточно.

Для неё и это благо.