Дженни Ниммо - Чарли Бон и Пустынный волк

Манфред Блур идет по коридору.

Когда он подошел поближе, в тусклом свете единственного фонаря ребята разглядели его бледное лицо, такое же, как раньше, от шрамов не осталось никаких следов. Чарли открыл рот от удивления.

— Я смотрю, ты в шоке, Чарльз Бон? Мне повезло с хорошими и умными друзьями, — он провел длинными пальцами по гладкой щеке, — похоже, ты не ожидал вновь увидеть меня таким?

Мальчик не смог найти достойный ответ и кашлянул.

— Мы всегда надеялись на лучшее, — защебетала Оливия, — приятно видеть тебя таким… таким красивым, Ман…

— СЭР, — рявкнул Манфред, — не забывайте о субординации. Вы должны называть меня «сэр».

— Да, сэр, — кротко пролепетала девочка, с удовольствием входя в роль послушной служанки и потешаясь от всей души.

— Идите, готовьтесь к ужину. Здесь нельзя находиться!

— Да, сэр, — потупив глаза, они поспешили пройти мимо Манфреда, и уже в конце коридора услышали очередной окрик:

— Я наблюдаю за тобой, Чарли Бон, советую не делать глупостей.

— Хорошо, сэр, — промямлил мальчик.

Этим вечером в Королевской комнате стояла гнетущая, напряженная атмосфера. Джошуа Тилпин выглядел изрядно потрепанным. К его волосам пристали кусочки бумаги, паутина и карандашная стружка, на пыльных рукавах висели обрывки упаковочного материала.

Близнецы, прекрасно осознавая, что именно Танкред виноват в их синяках и ушибах, держали его под прицелом своих пеналов и книг. Но их сила, похоже, поубавилась, и Танкред с легкостью отразил их попытки несколькими порывами ветра, устроив сестрам небольшой сквозняк.

За ними спокойно и расчетливо наблюдал Дагберт. Случайно поймав на себе взгляд Чарли, он улыбнулся, и по выражению его лица стало понятно, что мальчик-рыба пойдет на все ради Манфреда и исполнит любой его приказ.

Через два часа выполнения домашних заданий в Королевской комнате улыбалась только одна Эмма. Танкред пригласил ее сесть рядом с ним, и покрасневшая от смущения девочка с радостью согласилась. Чуть позже пришла улыбка, вернее ее тень. Эмма вся светилась от нежданного счастья, и даже у Чарли, глядя на нее, поднялось настроение.

После окончания работы дети, молча, разошлись. Чтобы сохранять конспирацию, Чарли старался не смотреть на Танкреда и Лизандра. Придя в спальню, Фиделио вел себя, как обычно и собирался ложиться спать, в то время как Билли постоянно хмурился и думал о чем-то своем.

Когда Чарли, наконец, добрался до постели, он был весь как на иголках. Как заставить себя смирно лежать и терпеливо ждать до двух часов ночи? Ему хотелось бежать на выручку Азы прямо сейчас, пока он окончательно не потерял самообладание. Где-то около полуночи он сам не заметил, как крепко заснул. Его воображение продолжало работать даже во сне, рисуя бесконечные и разнообразные картины спасения мальчика-волка.

Чарли проснулся от того, что кто-то осторожно тряс его за руку.

— Два часа ночи, — прошептал Фиделио.

Мальчик сел на постели, хлопая глазами:

— Я не слышал звонка будильника.

Улыбка Эммы Толли.

— Послушай, Дагберта нет на месте. Я не заметил, когда он улизнул.

Чарли скатился с кровати:

— Сейчас не до этого, — он нащупал босыми ногами кроссовки и надел синий форменный плащ, — пора будить Билли.

Мягкое похлопывание по голове заставило малыша в страхе отбросить от себя одеяло:

— Что?

— Ш-ш-ш! — Чарли зажал ему рот рукой, чтобы он не разбудил остальных.

— Нет! Нет! — вырывался и приглушенно кричал не проснувшийся до конца бедный ребенок, — пожалуйста, не надо.

— Успокойся, Билли, это всего лишь я, твой друг, и нам пора идти.

— Куда?

— Тихо! Спасать Азу.

— Я не хочу никуда идти, — малыш оттолкнул от себя его руку.

С другой стороны спальни кто-то всхлипнул и застонал во сне. Убедившись в том, что никто не проснулся, Чарли прошептал:

— Пожалуйста, Билли, мне очень нужна твоя помощь.

После продолжительного молчания мальчик потянулся за очками, сунул ноги в башмаки и натянул на себя плащ. Чарли взял его за руку, и они пошли к дверям.

— Удачи! — шепнул Фиделио, но его никто не услышал.

Выйдя в тускло освещенный коридор Чарли заглянул в перепуганные глаза своего маленького друга, и его охватило запоздалое чувство вины: