Карина Демина - Лиса в курятнике

В «Трех пескарях», конечно, не то что в цивилизованной траттории, и местечковый люд порой вел себя куда как вольно, однако и подобного принято не было.

— Многоуважаемый Кельм Тадеушевич, — гость незваный был невысок, сутуловат и наряжен пусть в новое, но не самого хорошего качества платье, впрочем, держался он с поразительною наглостью, — у меня к вам наивыгоднейшее предложение.

Пожалуй, если бы не похлебка с пирогами, Кельм качнул бы пальчиком, подзывая вышибалу, да и велел бы избавить себя от ненужного знакомства. В выгодные предложения, поступающие от лиц вида пресомнительного, он не верил. Однако лишь веки смежил, позволяя говорить.

— В скором времени в Арсиноре неспокойно станет, а потому многие мои знакомые ищут человека достойного, однако смелого, способного рискнуть ради немалой выгоды…

Человечек губы облизал и оглянулся.

В «Трех пескарях» было не то чтобы пусто — заведение по-настоящему пустовало редко, — но вот посетители держались друг от друга в стороне, оттого создавалось ощущение уединенности, за которое «Три пескаря» ценили едва ли не больше, нежели за кухню.

— И я слышал про вас много хорошего…

— А я про вас — ничего.

Человечек захихикал подобострастненько и, прижавши мятый картузик к груди, поклонился.

— Антип я, Вирсюков, безгильдийный пока, но увидите…

Безгильдийный, стало быть, почитай ничейный. Дел серьезных не ведет, а до денег, видать, охоч, только вот коль исчезнет он с деньгами, гильдия купеческая почтеннейшая лишь руками разведет: мол, не наш, стало быть, и спросу с нас никакого.

Кельм убедился, что дел с господином иметь не желает, однако тот по странности не спешил убираться, принявши молчание за интерес. Потянул с миски пирога и, разломивши пополам, клюнул начинку.

— Понимаете, туточки все еще Смуту крепко помнят. Коль полыхнет, подымется народишко бунтовать, то и люди, кто послабше, побегут, что крысы из клятого дома. А уж как побегут, тут-то и ловить надобно. Небось барахлишко свое с собою не потянут.

Кельм нахмурился.

Про себя.

А собеседнику улыбнулся ласково, рученькой махнул, подзывая полового.

— Водочки нам, — велел он, глядя, как блестят Антипкины глазенки. — И к ней чего-нибудь… для беседы… да чтоб беседовалось хорошо.

Половой лишь кивнул.

И минуты не прошло, как на столе возник графинчик синего стекла — никак, на Неманской мануфактуре новое попридумали, надо будет заглянуть, проверить, чего там учиняют, — и блюда с пирогами и с жареными колбасками, посыпанными алою поречкой. Принесли и шанежки, и миски с грибами лесными, что печеными, что солеными.

Антипка лишь сглатывал.

А потому внимания не обратил, что хозяин полез в кошель и долго в нем копался. Мало ли, вдруг да деньгу проверяет. Кельм сдавил бока кристалла, надеясь, что емкости хватит, дабы беседу записать.

Смута, стало быть.

Грядет.

Погано… оно-то, конечно, кому война, кому и мать родна, только большей части люда торгового она во вред идет. А Кельм полагал себя человеком не только и не столько рисковым — все ж в Арсинор не всякий норманн торговать решится, — но и разумным. Да, со смуты можно неплохо заработать, скупая за бесценок чужое имущество, но дальше-то что?

Разоренные города?

Люд, которому иноземный товар без надобности, ибо кто будет гребней черепаховых искать, с голоду помирая?

Мануфактуры разоренные?

Нет, даром, что ли, он годами связи налаживал? Сыновей воспитывал, с детьми гильдейных знакомил? Даром, что ли, из шкуры вон лез, чтобы своим если не стать, то хотя бы значиться? Вон и старшему невестушку просватал, за которой поместье дадут, а с ним и долю в новой царской затее, прибыли немалые сулящей? Нет, смута новая Кельму без надобности.

А вот разговоры пригодятся.

И он своею ручкой наполнил граненую стопку.

— Так что вы там, милейший, предлагаете, если всерьез?

— Да поверь, — приказчик ткнул тоненьким пальчиком седовласого мужика, видом мрачного, строгого, — еще немного, и за твое зерно никто и копейки не даст…

Мужик хмурился, мял картуз, но на цену соглашаться не спешил.

— Разве не знаешь, что в городе творится? Тут скоро не до зерна будет… — Приказчик смахнул пот со лба. — Небось как пойдут воевать…

Мужик махнул рукой и картуз нацепил, попятился, потянул за повод мохнатую лошаденку.

— Куда?! — взвился приказчик.

— Туда… коль воевать… то это, самим того… надобно будет…

Задержать его не пытались. И только удивился Пахомка, завидевши в воротах еще с десяток обозов. Удивился и уверился, что правильно поступил: оно-то как еще повернется, неведомо. А зерно… что зерно, оно в селе обузой не станет.