Выросла я без отца. Иногда мне его не хватало.
Я только на втором году обучения поняла, что вижу отца в лице Маркуса. Хотя сначала ненавидела его за непрестанные, по моему мнению, издевательства. Наставник и вел себя соответствующе: терпел мою лень и характер, перебарывал упрямство, воспитывая стойкость и твердость духа. И не слушая нытья и жалоб, делал из меня лучшую версию меня самой, обучая всему, что знал сам. И если отбросить жесткость обучения, которая была необходимой мерой, этот человек искренне заботился обо мне.
Именно ему я жаловалась на трудности, его доставала с расспросами о том, чего не понимала. И его одобрения ждала, когда добивалась успеха. Именно наставника я хотела впечатлить, когда на обучении самонадеянно открыла клетку, желая доказать, что могу обходиться не только магией, но и обороняться оружием, как он сам. Огребла потом, конечно, знатно, но запомнила вовсе не это. Выпущенных зубарей Маркус едва уложил, догнав последнего уже в коридоре, а всю вину взял на себя. Так и говорил другим: не проверил, достаточно ли плотно задвинул засов.
Мне всегда было на кого положиться. Всегда есть тот, кто прикроет спину и кому не страшно открыть душу. Даже после смерти Дариса я не чувствовала себя одинокой.
А сейчас пожалуйста, заявление. Взять и убить, его? Своими руками? Нет. Я никогда не смогу.
Я складываю пальцы рук в неполный замочек, оставляя указательные пальцы сложенными в треугольник. Детские суеверия, старые приметы. Так я когда-то отгоняла беду.
Прикрываю глаза и скороговоркой повторяю трижды:
— Пусть этого никогда не случится, пусть моя клятва не свершится. Пусть этого никогда не случится…
Темнота. Тишина…
Если б я ощущала тело, свернулась бы клубочком, закрыла уши руками. Но это слабость и нужно от нее избавляться.
Дальше. Я должна вспомнить, что было дальше…
…Вызов настигает меня на дороге. Я как раз наслаждаюсь редкими минутами покоя, расслабленно откинувшись в седле, и лениво смакую орешки, умиротворенно щурясь на тающий снег. С веток срываются капли, искрясь под солнцем как стеклянные бусины. Кое-где робко поднимаются первые подснежники на тонких ножках. Наконец-то оттепель. Можно стянуть шапку и греться под солнцем, воображая, что совсем скоро лето.
На запястье под курткой что-то стало быстро пульсировать. То разогреется, то леденеет. Закатываю рукав и с недоумением смотрю на браслет из кожаных ремешков с набранными на него бусинами-амулетами. Работает одна, темно-красная.
Это неприятная неожиданность.
Вызов — это значит, кто-то из охотников окропил кровью свой красный амулет, и зов о помощи разлетелся во все стороны, найдя ближайшего соратника. Меня.
Такой зов используется очень редко. В отличие от зеленого, который означает сбор для совместного дела, красный задействуется в крайнем случае. Тот, кто позвал меня, не просто нуждается в подмоге. Он уже попал в беду. Может, сейчас мертв.
Я минуту раздумываю, позвать ли мне тоже, если один охотник не справился. Но передумала. Если рядом есть еще кто, он и так услышал зов. А если на сотни верст больше ни одного охотника, то ждать помощи придется долго. У зовущего может не быть столько времени.
Снимаю бусину, зажимаю в ладони и прикрываю глаза. Представляю сплошную темноту, в которой нахожусь. Где-то в ней есть огонек, к которому тянется моя бусина. В какой же ты стороне?
Для этого не нужно магических способностей — амулет все делает сам. Перед глазами на северо-западе загорается тот самый огонек. Там находится амулет соратника. Надеюсь, сам он тоже в той стороне…
Я надеюсь успеть и гоню без передышки, изредка слезаю и бегу рядом, давая ему хоть какой-то отдых. Я не собираюсь задерживаться больше, чем на пару часов сна, и как можно реже.
Но по пути приходится миновать деревню, где меня замечают и сбегаются к центральной улице, умоляя очистить кладбище от трупоедов-зубарей. Тех за зиму развелось гораздо больше, чем когда-либо раньше.
Я растерянно оглядываюсь в седле, среди волнующегося людского моря. Со всех сторон только и слышится наперебой рассказ о местных бедах.
…Когда земля оттаяла, все свежие могилы разрыли, сожрали тела и растаскали кости по округе. А по ночам падальщики рыскают по крайним улицам и уже утащили пару собак. Взрослые прячут детей, по ночам боятся выходить даже в сени…
Не знаю что делать, только лихорадочно раздумываю. На этот счет постулаты ничего не говорят, действовать следует по ситуации. Но решать самой, кому помощь нужнее, оказалось труднее, чем я думала.
Читать дальше