Маргарита Дорогожицкая - Тени забытой шестой

Он кивнул и опять хмыкнул.

— Я думаю, вам щас будет не до нас, госпожа, — и многозначительно стрельнул глазами в сундук. — Кстати, дверь не закрываю, но вы прежде все ж гляньте, что там, в сундуке, лады?..

И так похабно ощерился, что у меня руки зачесались, но я опять сдержалась. За ним и его подручными закрылась дверь. Я стояла посреди каюты, сжимая письмо в руке. Братец! Гаденыш! А еще рассказывал, как меня любит! Откупиться решил! Я хотела разорвать его писульки в клочки, но тут из сундука… донеслось какое-то мычание. Мне вдруг вспомнилось, как Антон рассказывал о том, что я… А если он?.. Почему дверь не закрыли? Неужели?.. Я с колотящимся сердцем разорвала конверт и стала читать вслух.

«Моя дорогая Хриз, мы не смогли попрощаться, поэтому пишу тебе здесь.

Я очень тебя люблю, сестренка, и поэтому сделал то, что сделал. Однажды ты подарила мне самое главное сокровище моей жизни — Юлю. Ты украла ее со свадьбы, вопреки собственным планам сохранила ей жизнь и тайком доставила мне на корабль в сундуке…»

Мычание из сундука теперь сопровождалось глухим стуком. Господи, пусть это будет то, о чем я подумала!

«Поэтому, в продолжении семейной традиции Ланстикунов похищать будущих супругов, я тоже хочу сделать тебе подарок. Не обижай его, пожалуйста, он действительно тебя любит, просто запутался и хотел, как лучше. Я не стал перечить его планам, просто решил стать тем предателем, о котором говорил отец Георг. Твое свадебное платье в кофре. Капитан Кинтаро готов вас обвенчать. А мы здесь, в Льеме, отпразднуем вашу свадьбу и выпьем за здоровье молодых. Береги себя, Хриз, и будь счастлива»

Я уронила письмо и шагнула к сундуку. Руки дрожали. Рывком распахнула его и расхохоталась, глядя на всклокоченного Тиффано с кляпом во рту.

Кысей

Малолетний придурок! И вся семейка Ланстикунов чокнутая!.. Предатель! Испугался и убрал меня подальше от своего первенца! Я дернулся от яркого света, ударившего в глаза, и замычал. Хриз расхохоталась.

— Ну братец! — прослезилась она, вытирая глаза. — Уважил так уважил. Хорош подарочек.

С этими словами она заставила меня поднять голову, погружаясь пальцами в мои волосы и забирая их в кулак.

— Ты же понимаешь, Тиффано, что я сейчас с тобой сделаю? — с придыханием прошептала она, глядя мне в глаза.

Я понимал. Прекрасно понимал. Но меня все еще подташнивало. Хриз с вожделением пропустила прядь моих волос сквозь пальцы, погладила по щеке, полюбовалась моим взбешенным перекошенным лицом, потом освободила меня от кляпа.

— Тьфу ты! Дура ты! И твой братец недалеко ушел!.. Ммм!..

Недрогнувшей рукой она вздернула меня на ноги и повалила на кровать, впившись в жадном поцелуе. Мои руки все еще были связаны, как и ноги, но я пытался, честно пытался сопротивляться.

— Буду насиловать, — сообщила она, усаживаясь верхом. — Всю ночь.

— Нет! Нельзя! — простонал я, закрывая глаза, чтобы не видеть этого похотливого выражения на ее лице. — Меня тошнит! Вырвет! На тебя же вырвет!..

— Не жених, а несчастье какое-то… хорошо хоть, стоячее…

— Сама выбрала!.. Развяжи!..

Не помогло. Гнусное насилие надо мной длилось до утра. А потом, с передышкой, до полудня. Колдовская синева застила глаза и опаляла грудь… и в какой-то момент… насиловал уже я.

Я с наслаждением сжимал ее горло и чувствовал, как содрогается ее тело, как жизнь вытекает с каждым всхлипом, как меркнут серые глаза… Глаза… как серая вспышка маяка во тьме! Ее глаза! Господи! Что я творю!.. Я отпрянул, ослабляя хватку на ее горле. Хриз надрывно кашляла и хватала воздух, яростно отбиваясь от меня.

— Боже Единый, спаси и помилуй!.. — в ужасе прошептал я. — Прости мне грехи мои и дела… За что? Я не хочу… не хочу ее смерти!..

Я схватился за голову, раскачиваясь в отчаянии. Синева заливала все пространство, и только серый цвет ее глаз, расширенных, испуганных, слегка отрезвлял от жуткого кошмара, в котором я вяз все сильнее, без всякой надежды…

— Придурок!.. — прохрипела она. — Я вспомнила!..

Хризокола

Память обрушилась синей волной, сметая все на своем пути. Воспоминания били, ломали мой разум, корежили восприятие, возвращали страхи, заполняли злостью. Кысей сидел в углу, уткнувшись лбом в пол, как будто бил поклоны, и что-то бормотал, держась за голову.

— Я вспомнила!..

Пришло бешенство от осознания того, как все повернулось. Память была не моя!.. Я видела себя со стороны. Видела, как стою на утесе, а на меня двигается огромная волна, а я пою… Но я не могла помнить, как выгляжу со стороны!.. Или как выгибаюсь от страсти на постели!.. Или как схожу с ума во время грозы!.. Или как примеряю подвенечное платье во дворце!.. Или…