Наталья Авербух - Граница леса

Дочитав до конца, я перевернула листок и прочла приписку, сделанную совершенно в другом тоне, хотя и тем же почерком: « Не надейтесь избежать своей судьбы: я видел Вашу кровь и касался Вашей руки — Вы обречены. Вся Ваша надежда единственно на мою милость. Молчите, если Вам дорога жизнь ».

Изящные буквы прыгали у меня перед глазами. Бумага оставалась бумагой столько времени, сколько мне требовалось, чтобы перечесть и само письмо, и приписку-угрозу раз десять, а после снова превратилась в дубовый лист. Внезапно меня осенило, что записная книжка, привезённая мне в виде вороха таких же листьев, легко могла вновь сделаться ими под взглядами начальства, и что страж, будь он хоть в малой степени разумен, не стал бы возвращать мне оружия против себя, каким являются знания. Но для чего?! Что означают слова о милосердии — к кому? В чём мне могло бы воспрепятствовать благородство, от чего предостеречь благоразумие? Или это пустая любезность, часть витиеватого стиля прошлого века, который так хорошо скрывает истинные чувства автора? Даже угроза на обратной стороне была высказана в высшей степени неясно! Видел кровь, касался руки — и что? Почему после этого я должна была ждать его милостей? Какую угрозу для моей жизни это может представлять сейчас, через четыре года?

Со стоном я опустилась на скамью, чувствуя, как апатия вытесняет проснувшееся было желание бороться. В одном страж прав — мне никто не поверит. Или, хуже, поверят наполовину. Отец Куарта богат, он не может позволить себе терпеть убытки. Небольшая для его состояния взятка — и самая бесполезная служащая архивов покорно идёт изучать брачные обычаи лесной нечисти. После этого и бог удачи не спас бы меня. Нет, уж лучше смерть! Лучше я умру так, как решу сама, а не как распорядится зеленоглазое чудовище, которому поклонялись соплеменники моей бабушки. Напоминание о бабушке заставило меня истерически рассмеяться, а после тяжело вздохнуть. Если бы она была жива, всё было бы по-другому! Я не сделала бы столько ошибок, она бы сказала мне, как поступить, разъяснила бы, остерегла, посоветовала…

Но что теперь вздыхать? Её нет, а вскоре не станет и меня. Смерть казалась мне сейчас неизбежным и самым желанным выходом. Так почему бы не принять предложение Куарта? Я успею избежать той страшной судьбы, которую он мне готовит, а перед этим позволю себе последнюю радость в жизни.

Вернувшись, я съела заказанный Куартом обед и бесцельно бродила весь день по столице до самого ужина. Писарь наверняка наведается в харчевню и узнает, что рыбка съела приманку. Узнает, радостно потрёт руки, и выждет дней эдак с дюжину. А потом вернётся и повторит своё предложение. Моё моральное падение ведь только начинается.

К Этнографическому Ведомству я подошла только после десяти ударов. Огни ещё не зажигали, во всяком случае, на улице, хотя давно бы пора: осенью темнеет быстро. Никто не окликнул меня при входе, не спросил «где ты пропадала весь день, леди Элесит?», не попытался остановить. Да и кому бы понадобилось меня останавливать?

После целого дня, проведённого на воздухе улиц, в Ведомстве было ещё более затхло и ещё хуже воняло кошкой. Подумать только, четыре года назад я была готова согласиться на всё, лишь бы меня не лишили счастья жить здесь и зваться этнографом! А теперь? Теперь я, кажется, тоже готова на всё, но это, оказывается, совсем другое «всё», чем тогда. Совсем-совсем другое.

Отбросив пенал в сторону, я принялась раздеваться. Когда-то, четыре года назад, мне непременно нужна была нательная сорочка, в которую я неизменно облачалась перед сном. И, конечно, колпак на голову, ведь иначе можно схватить простуду. Но за прошедшее время эти вещи так износились, что я давно спала нагишом, завернувшись в одеяло, и давно отвыкла дрожать от холода. Так что я разделась, достала из ларя колючее одеяло и набитую овечьей шерстью подушку и улеглась в полном изнеможении. Безделье утомило меня не меньше, чем целый день напряжённого труда на благо короны.

С той стороны, куда упал пенал, что-то щёлкнуло. Потом что-то стукнуло по полу. Неужто крысы? Вроде же последнюю до моего появления здесь вывели, и до сих пор маги тщательно следят, чтобы сюда даже мышь не проскользнула. Как-никак, архивы рядом. Я подняла голову и произнесла заклинание — то самое, которое известно каждому жителю столицы и которое даже в устах лишённого магической силы человека заставляет загореться нанесённые на стены комнаты чары против нежити. Комнату немедля залил мертвящий белый свет, и я невольно зажмурилась. Если бы не магия, приходилось бы постоянно тратиться на свечи или масляные лампы, а так — пожалуйста, только повторяй время от времени заклинание.