София Серебрянская - Чёрный нефрит [СИ]

Вэй Ан Ю могла вывести из себя кого угодно; в каком-то роде, это было её любимое занятие. Кому угодно понравится наблюдать за тем, как сквозь бесстрастные лица проступают понятные человеческие эмоции — пусть даже это злость или раздражение. Тем более, по своему разумению, она не перегибала палку. Если только совсем чуть-чуть и не со зла. И вообще, ничто не становится более замечательным источником вдохновения, чем дикие фантазии, блуждающие в головах у самых благочестивых людей. Не далее как вчера она подслушала беседу старших адептов: они говорили, что учитель сильно жалеет о своём решении принять «эту смутьянку». Прислонившись ухом к стене, Вэй Ан Ю узнала о себе много новых интересных подробностей. Особенно ей понравилась та часть речи, где кто-то из адептов предположил, что подобным поведением она может привлечь к себе внимание злого духа, которому по легкомысленности, конечно же, не сможет противостоять. Там было ещё что-то о том, что она начнёт соблазнять всех направо и налево, а её голова по ночам будет передвигаться отдельно от тела. А ещё заклинатели — как будто не знают, что это так не работает…

Она не обиделась, совсем нет, тем более что разговор натолкнул её на совершенно чудную идею, как ещё на шаг приблизить нервный срыв Лань Чжаня, под надзором которого вот уже много дней она переписывала книги. Что-то о гармонии и прочих вещах, которые, конечно же, очень важны, но ведь нельзя же занимать ими всё свободное время! Вэй Ан Ю не знала, как это у остальных, но лично она в процессе переписывания чужих мыслей только теряла собственные. Не хотелось бы верить, что это и было самоцелью.

Перед входом она напоследок остановилась — убедиться, что ничего не забыла. И только затем величаво вплыла в библиотеку с хитрой улыбкой от уха до уха, представляя, как слетит маска спокойствия с каменного лица Лань Чжаня.

Потому что он ожидает увидеть привычное бесполое создание, по которому толком и не скажешь — миловидный юноша ли перед тобой или девушка. Он привык к простой, без изысков, одежде, к ленте в волосах и лицу без следа косметики.

«Ну-ка, Лань Чжань, а как тебе такое?», — светилось в подведённых глазах. О да, Вэй Ан Ю попыталась воссоздать тот самый пугающий образ соблазнительницы, какой так полюбили на неё примерять. С непривычки она набелила лицо не очень равномерно и аккуратно: большая часть пудры оказалась на плечах, из-за чего сочный красный несколько потускнел. Помимо привычной ленты её волосы украшал крупный цветок лотоса. В её воображении Лань Чжань выходил из себя и требовал немедленно переодеться и смыть с лица ЭТО, или вовсе от неожиданности терял дар речи. Размахивая одолженным у Не Хуай Сана веером так, словно она пыталась отогнать назойливую муху, Вэй Ан Ю сверху вниз посмотрела на «сторожа».

Увы, наяву Лань Чжань лишь скользнул по её лицу непроницаемым взглядом и коротко сказал: «Пиши», — из-за чего дара речи безо всяких заклинаний молчания лишилась уже она сама.

Быть может, он слепой? Это было единственным шедшим на ум объяснением. Вэй Ан Ю надулась: если ледяное спокойствие она простить ещё могла, то вот испорченную удачную шутку — нет. А как это ещё назвать, скажите на милость? Она постаралась, отыскала в деревне девушку, которая согласилась одолжить подходящий наряд, добрый час просидела, пытаясь воссоздать на своём лице нечто вроде рабочего макияжа уличной гетеры — а он даже не ужаснулся?!

— Лань Чжань, слушай, почему ты со мной даже не разговариваешь? Тебе самому-то не скучно?

Ни звука. Будучи очень упрямой, Вэй Ан Ю не могла просто так сдаться, а потому про себя разрабатывала великие планы мести за разрушенную замечательную идею. Интересно, а как он отреагирует, если она — вот в таком виде — обнимет его? Или заберётся на колени? Вэй Ан Ю думала об этом, пока не поняла, что больше приценивается, сколько минут продлится её бренное существование после подобной дерзости. Рука, привычная к долгому письму, выводила иероглифы — как раз что-то о самоконтроле и добродетели — но мысли в голове блуждали совсем не добродетельные. Наконец, она закончила, но уходить совершенно не хотелось — хотя бы потому, что её отличная шутка так и не возымела эффекта.

— Лань Чжань, а правда, я красавица? — вырвалось раньше, чем сработал инстинкт самосохранения; доигрывая роль до конца, она выдавила из себя то, что могло бы быть соблазнительной улыбкой, но со стороны больше напоминала мучительную гримасу посмертной маски.