Ярослав Морозов - Ларин Петр и машина времени

— Я возмущён, Жорж, — не унимался толстомордый Зайченко, как давно окрестил его Пётр. — Ты не понимаешь, что творишь. Я же мог погибнуть! Разбиться насмерть! Ты дал мне заведомо поломанную машину. Ты понимаешь, что я могу подозревать тебя в покушении на мою жизнь и у меня есть основания тебя в этом подозревать! И я не буду об этом молчать.

Впрочем, заметно было, что сейчас Руслан Зайченко разглагольствует только затем, чтобы что-то говорить, так как чувствует себя крайне неловко. Однако дядя Петра этого не замечал.

Бухгалтер Георгий Спасакукоцкий растерянно хлопал глазами и, кажется, искренне пытался убедить толстомордого в том, что не помышлял покуситься на его жизнь:

— Нет, Руслан, что ты такое говоришь? Клянусь тебе, она бегала как новенькая, я ни на что не жаловался, да если бы я хоть что-то заметил… Ступай на кухню, Пётр.

Ларин Пётр не спешил покидать место ужесточающегося спора.

— Ты что, слепой? — заорал наконец Зайченко, избавившись от неловкости. — Посмотри в окно!

Низко опустив голову, Спасакукоцкий исподлобья пробормотал:

— Хорошо, Руслан, я могу рассчитывать, что ты возьмешь на себя некоторую часть расходов по ремонту?

Тот возмущённо воскликнул:

— Ты что, спятил? Это же твоя машина, вот ты её и ремонтируй! Лучше на мой новый костюм посмотри! Что, мне за него кто-то заплатит? Он весь в грязи. Ты знаешь, сколько сейчас стоит химчистка?!

Спасакукоцкий обречённо поджал губы. Зайченко решил сжалиться над ним:

— Ладно, замяли. Скажи, ты отчёт закончил?

Спасакукоцкий пробормотал:

— Нет пока, ты же видишь, что мне сейчас только до отчёта…

Широко улыбаясь, Зайченко в шутку схватил его за галстук, притянул к себе и постучал пальцем по голове. Спасакукоц-кий униженно засмеялся:

— Ну, Руслан…

Зайченко отпустил галстук и презрительно сказал:

— Ты головёнкой своей подумай, Спаса-кукоцкий. Мне же же ещё отчёт заверить надо. Я же не могу сдавать просто распечатку с твоего компьютера. Ты что, хочешь, чтобы меня из-за тебя вздули?

— Ну нет же, Руслан, конечно, не хочу, — Георгий Спасакукоцкий дурацки кривлялся, пытаясь изобразить на лице оптимизм. — Сегодня закончу отчёт и принесу его тебе завтра утром.

Зайченко одобрительно похлопал его по плечу:

— То-то же. Только не слишком рано. Завтра ведь суббота, не должен же я из-за тебя просыпаться ни свет ни заря.

Зайченко поджал губы, почесал спину и направился в сторону кухни. Покопавшись в холодильнике, он выудил оттуда банку пива.

— Боже мой, Жора, — недовольно протянул он, — я позаботился о том, чтобы машину сюда притащили, а ты мне только банку пива и можешь предложить.

Открыв с громким чвяканьем банку, он вернулся в гостиную. Ларин Пётр по-прежнему стоял у двери, прислонившись к косяку, и сверлил Зайченко ненавидящим взглядом. Наткнувшись на него, Зайченко отхлебнул пива и грубо сказал:

— А ты чего пялишься, шмакодявка?

Проходя мимо Петра к двери на улицу, Зайченко бросил через плечо:

— Тётушке привет передавай.

Пётр закрыл за ним дверь и прошел в гостиную. Дядя по-прежнему стоял у окна, глядя в никуда невидящим взглядом. Ларин Пётр обошёл его спереди и, подойдя вплотную, поднял глаза.

— Знаю, что ты хочешь мне сказать, Пётр, — тихо сказал дядя оправдывающимся голосом, — и ты будешь прав. Но… Руслан действительно помог мне получить эту работу. После того, что произошло с фирмой, где я работал, и я чуть не оказался за решёткой из-за махинаций тех, кто всем заправлял, я без него ничего не нашёл бы. Ты ведь знаешь, как распространяются слухи. Он настоял на том, чтобы меня взяли, и…

Ларин Пётр тяжело вздохнул.

— Но машина, дядя! Он же разбил ваш автомобиль, совсем разбил, — с яростным непониманием возразил Пётр. — Ты не представляешь, что на твоём месте сделал бы ему любой другой!

— Я представляю, милый. Не думай лучше об этом.

Весь вечер Пётр был мрачен и неразговорчив. Он не произнёс ни слова и тогда, когда вся семья тёти собралась за ужином. Рядом с Петром уселась его двоюродная сестра Гражина, некрасивая толстуха в очках с толстыми стёклами, и Александр, старший брат. Злые соседские языки поговаривали, что своей глупостью Александр пошёл в отца. Даже за столом он не снимал бейсбольную кепку с нарисованным от руки гелевым стержнем пацификом, а уж грязный, заношенный спортивный костюм и вовсе стал для Петра неизменным атрибутом этих «тихих семейных вечеров». Этот костюм Александр носил с тех пор, как у Петра стала работать память.