Ника Ракитина - Темные властелины на дороге не валяются [СИ]

В этот исторический момент где-то в Запределье часы пробили десять. А поскольку эти десять пришлись на предсказанный Конец света (не будем уточнять, который), биограф примы содрогнулся и с опаской посмотрел в окно. Там ничего не изменилось, разве что лениво отряхнулась сидящая на дереве ворона, а вот Зине откровенно не повезло. Поток авторского адреналина вкупе с уникальной методой профессора Шниперсона, когда-то обучавшего девушку вокалу, сделали свое черное дело. Стены таверны срезонировали на четверть тона, войдя в унисон с оркским боевым кличем, и милые пушистики внезапно начали внеплановую трансформацию. Сначала с тихим шелестом опала белоснежная шерсть, являя миру огромные мускулы и грубые зеленые шкуры. Затем из-под широких губ выдвинулись внушительные клыки, а трогательные влажные глаза сделались вдруг вдвое меньше и загорелись маниакальным огнем.

— Джай Махакали! [1] Jai Mahakali, Ayo Gorkhali! — («Слава Великой Кали, идут Гуркхи!») — боевой клич гуркхов. — взрычала страшная троица и стала окружать стол с обалдевшей примой.

— Обалдеть… — пролепетала попаданка, а потом от души завизжала и попыталась пнуть тянущуюся к ней лапу с огромными когтями. Орки заорали и закрыли уши, крыша таверны затрещала, покосилась и, сложившись книжкой, рухнула в зал, подняв тучи пыли. Здоровая балка приложила приму по многострадальной голове, и дама, всхлипнув, затихла и стекла под стол. Велика ты, сила певческого искусства…

Получасом спустя онемевшие от горя селяне скорбно смотрели на дымящийся остов таверны, над которым гордо, как АН-225, парила одинокая муха…

— Дармоеды! Олухи! — орал я на несчастных «эльфийских принцев», топая ногами и плюясь ядовитой слюной. Потом содрал с ноги ботфорт и запустил в них для полноты картины. Бабушка Беладонна оценила бы мою верность традициям.

Йожин с Федей переглянулись.

— А мы че… — загундосил гном. — Кто ж знал, куда ее выкинет. Мы тут репетировали, а она на почти крайнем почти севере… Рояль така скотина, нет бы трамваем поехала. Патриаршие, масло, Аннушка…

— Дармоеды, олухи, идиоты, — перечислял я уже чуть тише, загибая стройные пальцы. — Имбецилы, олигофрены, кретины, дебилы…

— Ваше Темнейшество, — робко прервал меня Федор, — а «дебил» как пишется: через «е» или через «и»?

— Розенталя почитай, балбес! — я стукнул свернутой в трубку орочьей газетой по склоненной кудрявой голове и с подозрением спросил. — А кстати? Почему это ты интересуешься?

— Я записываю, — покаянно засопел Федя. — Мы, гномы, завсегда подходим к делу основательно.

— Гномы? — я еще раз треснул его газетой промеж ушей. — Какие гномы? Ты эльфийский принц как его там!

— И-у-э-о-ми-э-ле-ней, — по слогам прочел Федя, послюнив пальцы и пролистав несколько страниц вышеупомянутой книжицы.

— Вот! А что это такое, кстати?

— Ни най, — пара слезинок скатилась на твердый выбритый подбородок моего визави.

— Спокойно, Федор! — я ободряюще хлопнул гнома газетой по плечу, словно возводя его в дворянство. — Сейчас мы с этой гинеко… тьфу, генеалогией разберемся.

И бодрым щелчком призвал золотую тарелку с наливным яблоком. Стоило им появиться в воздухе, скромный и не отсвечивающий Йожин проявил небывалую, воистину эльфийскую прыть. Он подпрыгнул, насадил яблоко на вставшие дыбом волосы, цопнул и сунул в рот.

— Выплюнь! — с тревогой глядя в выпученные глаза друга, завопил Федя. — Чужое брать нехорошо!

И стукнул Йожина по спине. Чего-чего, а силы добродушному гному было не занимать. И.о. второго эльфийского принца пролетел через залу и долбанулся о колонну, снеся ее начисто. Недохомяченное яблоко выпало и покатилось в угол.

Город Сархаш, Приграничье. Правый поворот к четвертой звезде.

— На колени, смертный! — прохрипел Смит, едва не задувая свечку. — И молись!

— О чем? — не понял Рысь.

— Чтобы ОН тебя не услышал!

И сам, согнувшись, несколько раз тюкнулся лбом о каменный пол.

— Да кто он?

— О черном акыне слыхал?

— Ну, э… — менестрель растерянно пожал плечами.

— Так вот, — эльф стал загибать толстые пальцы, уронив добычу. — Черный альпинист… подводит жертву к краю и сбрасывает в пропасть. Черный спелеолог… подводит жертву к краю и сбрасывает в пропасть. Черный архитектор подводит к краю и… сбрасывает в канализационный колодец.

— А черный акын?

— А он поет!

— Кто, кто меня звал?! — сиплый, гулкий голосище заставил Смита подпрыгнуть, а Рыся — бухнуться на колени.