– Спасибо, Лара.
– Да уж, – ворчит Джейкоб, высовываясь в открытое окно. – Спасибочки.
* * *
Ночью я тихонько подкладываю папе в карман пиджака и маме в сумочку по пакетику шалфея с солью. Остается надеяться, что это отпугнет полтергейста.
По крайней мере, от родителей.
На Джейкоба-то эта смесь действует.
Обычно он всегда исчезает на ночь, только когда я ложусь, но сегодня его не видно и не слышно с самого ужина. Он сказал, что будет дежурить у отеля, охранять нас от Тома. Но я подозреваю, что Джейкобу хочется попугать постояльцев. А может, решил держаться подальше от трав, которые я разложила на подоконнике и под дверью (потому что мысль о Тома, прокрадывающемся сюда ночью, просто невыносима).
Даже несмотря на пакетики трав, заснуть я не могу.
Наконец, не выдержав, я встаю и открываю окно. На улице прохладно, дует свежий ветер, Вуаль что-то нашептывает мне на ухо. Я вытаскиваю из-за ворота цепочку с медальоном, и зеркальце качается передо мной, мое отражение появляется и исчезает, появляется и исчезает.
Зеркало показывает то, что мы знаем.
Я думаю о Джейкобе, вспоминаю, как он стоял сегодня над разбитым зеркалом, а потом вырвался, освободился из плена своего отражения.
Полтергейст – то, что получается, когда дух что-то забывает.
Я закрываю глаза, облокотившись на оконную решетку.
Джейкобу, должно быть, просто повезло. Наверное, он туда не смотрел.
Он не забывает , твержу я себе.
Он не забывает .
Голова наливается тяжестью и клонится вниз.
Он не …
Где-то на соседней улице срабатывает сигнализация в машине. Я вздрагиваю, просыпаюсь с отчаянно бьющимся сердцем, и тут начинает завывать еще одна сигнализация, еще и еще, как будто кто-то бежит мимо машин, и стучит по ним.
– Тома Ален Лоран…
Я повторяю в темноте это имя, надеясь, что оно может призвать дух, но ничего не происходит. Тогда я высовываюсь из окна, почти уверенная, что увижу внизу на улице мальчика. Но улица пуста.
И все же.
Пронизывающий холод, я дрожу, как в ознобе.
Я слышу тихий шепот:
– Un… deux… trois…
Не знаю, что заставляет меня нашарить камеру – может, интуиция или мелькнувшее воспоминание о том, как однажды я сумела с ее помощью заглянуть сквозь Вуаль – но, когда я подношу к глазу видоискатель и регулирую четкость, ночь и улица начинают меняться.
– …quatre… cinque… six…
А вот и он.
Тома Ален Лоран стоит на улице, задрав голову к открытому окну, очертания его тела дрожат и расплываются, глаза ярко и неестественно светятся красным. Их взгляд останавливается на мне. Я снимаю, без вспышки. Торопливо перевожу кадр. Снимаю еще раз. Как будто боюсь, что в перерыве между снимками он может исчезнуть.
Он перестает считать и машет мне рукой, как будто приглашая выйти поиграть.
Лукаво мне улыбается. Но я качаю головой, и его лицо вытягивается, а улыбка сменяется злобной гримасой. Это происходит так неожиданно, что я отвожу глаза и убираю фотоаппарат. Без него улица снова кажется пустой.
Когда, набравшись храбрости, я снова подношу камеру к глазам, Тома уже исчез.
Пол дрожит, стены трясутся, как будто весь отель лихорадит.
Я сижу на полу за колонной, уворачиваясь от летающих по вестибюлю обломков.
– Джейкоб, Джейкоб, послушай меня! – я пытаюсь перекричать стук картин по стенам и звон бьющегося стекла.
Он съежился на мраморном полу, вокруг него неистово клубятся потоки воздуха.
– Останови! – умоляет он. На его одежде начинает проступать вода, капает на пол. Волосы прилипли к бледному, пепельно-серому лицу.
– Кэссиди! – командует стоящая у стойки Лара. – Ты обязана его отослать.
Нет. Я все еще могу спасти его.
Сжимая камеру, я делаю глубокий вдох и выбегаю из своего убежища, на ходу наводя на Джейкоба объектив. Я нажимаю на кнопку затвора, ожидая, что вспышка приведет его в чувство. Но затвор заедает, и я не успеваю повторить попытку, как мощным порывом ветра камеру вырывает у меня из рук. Она с грохотом разбивается о стену. Нет, нет, нет!
Вихрем меня отбрасывает назад. Мне с трудом удается удержаться на ногах.
– Джейкоб! – кричу я. Потолок крошится и раскалывается, осыпая нас белой штукатуркой.
Все вокруг нас ходит ходуном, отель вот-вот развалится.
– Останови, – просит Джейкоб и поднимает, наконец, голову. – Останови меня.
Он смотрит на меня, и глаза его горят. Они больше не голубые, а красные .
Читать дальше