Клэр Элиза Бартлетт - Мы правим ночью [litres]

– Я не прочь услышать эту историю. Изложите ее своими словами. Почему бы вам не рассказать мне, что случилось? Не торопитесь. Мне нужно все, вплоть до мельчайших подробностей. Любая деталь, которую вы могли запомнить. Давайте.

– В тепле и на сытый желудок это у меня получилось бы лучше, – заметила она.

Он замер, его ручка зависла в сантиметре над листом бумаги.

– Вы хотите сказать, что готовы посидеть еще четыре с половиной часа в полной изоляции?

Его взгляд метнулся к футляру на краю стола. Да, с этого момента все явно будет только хуже и хуже.

Линне сильнее сжала в руках чашку.

– Если честно, я не думала, что ты с самого начала будешь вести себя так неучтиво.

В этот момент она поняла, как далеко могла бы завести ее их дружба. Хорошо, что поняла теперь. Если бы ей только удалось убедить гулко бьющееся в груди сердце.

Таннов отодвинул стул, подошел к двери, приоткрыл ее и выглянул наружу.

Через минуту вернулся обратно, оставив ее открытой. Порог переступил солдат с охапкой колотых дров в руках. Часть их он сунул в железную печку и торопливо ушел. Таннов полыхнул искрами и разжег огонь.

– Итак, – сказал он, вновь садясь за стол, – комната прогревается, еду я вам заказал. Любые ваши отговорки я обязан записывать. Равно как и отмечать каждый факт, указывающий, что вы не стремитесь сотрудничать со следствием.

Она ненавидела взгляд, которым Таннов на нее смотрел. Такой искренний, такой страдальческий. Можно подумать, он действительно хотел ей помочь.

– Давайте начнем сначала, – сказал он, – что случилось с вашим аэропланом?

Она поведала их историю, в том виде, в каком ее запомнила, начав с Кати и Елены. Попыталась описать расположение лагеря и передвижения Небесных коней. Таннов ни разу ее не перебил, не покачал головой, только писал и писал. Его ручка без конца царапала дешевую коричневатую бумагу блокнота. Он издавал только два звука – скрип пера да шелест переворачиваемых время от времени страниц.

Через четверть часа разговора у Линне охрип голос. Чай она давно допила. Таннов снял с бедра фляжку и протянул ей. Она сделала глоток, даже не проверив, что в ней внутри. Бренди. Дешевая дрянь. Она закашлялась, брызгая слюной. Если Таннов входил в состав Контрразведывательного отряда, неужели у него не было возможности достать на черном рынке приличную выпивку?

Когда, наконец, принесли еду, она продолжила свой рассказ, пережевывая капусту, говядину и лук, разваренные до полного забвения. Но когда взялась вылизывать дочиста миску, бросила на него взгляд. Таннов смотрел на нее со смесью жалости и ужаса.

– Попробовал бы ты продержаться два дня на пайке эльдов, – сказала она, поставив миску на стол.

Закончив свое повествование, девушка откинулась на стуле, глядя, как Таннов перелистывает страницы блокнота.

– Да тут у нас прямо сказка, – сказал он, нахмурив брови.

– А ты напечатай ее в газетах. Народу понравится.

– Может быть, может быть.

Он пробежал страницу глазами и, шевеля губами, что-то прочел. Затем положил блокнот на стол.

– Вы уверены, что это все? Больше ничего не было?

– Например?

Вот на что на самом деле надеялись скаровцы. Что она сделала что-то плохое. Они надеялись на маленькую ложь, призванную прикрыть воображаемые преступления, которую они способны путем подробнейшего анализа превратить в ложь большую, и расколоть ее как орех с помощью черного футлярчика.

– В истории не было случая, чтобы во время падения Стрекозы кто-нибудь выжил. Наши попытки проникнуть в тайны аэропланов эльдов ни к чему не привели. А то, как, по вашим словам, мисс Рошена управлялась с Узором… Это продвинутая тактика, особенно немыслимая для девушки ее происхождения, возраста и подготовки.

У Линне по спине побежал холодок. Не выказывай страха.

– Зачем же на этом останавливаться? – сказала она. – Теперь расскажи мне, что ты думаешь о нашем пребывании в тайге.

Таннов похлопал по страничке своего блокнота.

– Вы говорили, что при падении у мисс Рошены сломался протез.

– Верно, говорила.

– Но это все же не помешало вам подняться на гору.

– Она оказалась невысокой, – ответила Линне, – а перевалив через нее, мы скатились вниз.

Насколько она помнила.

Несколько долгих минут они молчали. Линне готовила напыщенные, коварные ответы на каждый его вопрос, но он ни о чем не спрашивал. В печке весело горели дрова, в комнате становилось слишком жарко.

Линне знала эту игру. И знала ее правила, хотя они никогда ей не нравились.