Светлана Таскаева - Двенадцать звезд

Они пересекли площадь и дошли до прохода между шатрами и палатками, который вел к воротам Ставки, когда Долгузагар вдруг наткнулся на чей-то взгляд. И застыл, как вкопанный, узнав в смотрящем человека, которого ночью видел во сне: того самого, что, как и сам сновидец, стоял сбоку от тропы. Невысокий, с серо-стальной сединой в темных волосах, ровесник Долгузагара, он глядел, как во сне: с осуждением, горько сжав губы. Только плащ на нем был не из влажных водорослей, а самый обычный, из черной шерсти, скрепленный серебряной пятиконечной звездой.

К дунадану подошел златовласый эльф, одетый во все черное. Увидев на груди эльфа двенадцать звезд в геральдическом квадрате, герб Гиль-галада, Долгузагар понял, что черное — это траур, как у Исильдура.

— Кто это? — спросил он.

— Это Маллас из Эдэльлонда. До войны он был советником королей Гондора, а потом…

— Нет, я про человека.

Златовласый вассал Гиль-галада уже уводил прочь невысокого дунадана. Гвайлас смотрел вслед эльфу и человеку, и лицо у него сделалось таким печальным, каким Долгузагар его никогда не видел.

— Ан элэн дин на-ворн уллант, бэ Мордор, эннас кайа гват… В сумрак канула навсегда в Мордоре темном его звезда… — тихо произнес он. — Это дядя твоего спутника.

— Азраиля?!

— Да.

Долгузагар почти не удивился.

— Азраиль мертв, — сказал он.

Гвайлас чуть кивнул. Долгузагар посмотрел на друга: последний кусочек головоломки лег на место.

— Я так и не поблагодарил его, — произнес бывший комендант. — Он мне жизнь спас, два раза, а я ему даже спасибо не сказал.

— Иногда ничего нельзя изменить, — тихо отозвался Гвайлас, — слишком поздно…

— Слишком поздно… — повторил Долгузагар и огляделся.

По счастью, на другой стороне площади он заметил над толпой русоволосую голову и рукоять меча.

— Подожди меня здесь, только никуда не уходи, слышишь? Я быстро, — и Долгузагар бегом бросился через площадь.

— Бар Орлин?

Следопыт обернулся и посмотрел на собеседника с высоты своего немалого роста.

— Да, бар Долгузагар?

— Вы знаете, что ваш отец погиб во время той вылазки в Харондор, о которой шла сегодня речь?

Тот кивнул.

— Я хотел сказать… Мне жаль, что ваш отец умер такой смертью. Это было предательство.

Узнав подоплеку того самого неудачного рейда, Долгузагар едва не убил Нилузира: за то, что использовали его, как пешку, за то, что его людьми пожертвовали лишь ради того, чтобы старый нетопырь, комендант Башни, сохранил за собой должность. Которую, по слухам, Сам собирался отдать перебежчику.

Орлин некоторое время молчал, глядя на морадана своими серыми, как у Аганнало, глазами.

— Вы первый человек, который пожалел о смерти моего отца, — он склонил перед Долгузагаром голову: — Спасибо.

Вернувшись туда, где он оставил Гвайласа, Долгузагар не нашел друга, и сердце у него упало: он вдруг подумал, что эльф ушел, дабы не длить прощание, и они никогда больше не свидятся, — но тут его окликнули. Долгузагар обернулся и увидел молодого человека, весь суд стоявшего за спиной у Исильдура.

— Вы не Гвайласа-зеленолесца ищете? — спросил королевский оруженосец. — Он ушел по срочному делу и просит у вас прощения, что не дождался. Пойдемте, мне приказано проводить вас за вещами.

Не осмелившись спросить, сможет ли он попрощаться с другом, Долгузагар кивнул, и оруженосец Исильдура вывел его из ставки и повел куда-то вглубь палаточного лабиринта, на шум кузницы и запах горячего металла.

Навесы около мастерских служили оружейными складами, в одном из которых хранилось оружие, временно или навсегда оставшееся без владельца. По слову королевского оруженосца человек в кузнечном фартуке отыскал в недрах этого арсенала большой холщовый мешок с пергаментным ярлыком, на котором значилось имя Долгузагара и стояла печаль бэльфаласского князя. Из мешка были извлечены Левый, Правый, кинжал и отнятая у орка кольчуга.

Правый и Левый были очень тихими. Точнее, присмиревшими. И обрадовались, когда хозяин вернул их на пояс. Это было так же противоестественно, как если бы огромный свирепый волкодав вдруг принялся тоненько повизгивать, вилять хвостом и переворачиваться на спину, подставляя брюхо. Долгузагар осознал: мечи поняли, что однажды останутся одни. Ничьи: ведь у него нет сына. И так будет еще очень и очень долго, потому что хорошая сталь почти вечна.

После этого молодой дунадан отвел своего подопечного в другую часть палаточного лабиринта, где помещались вещевые и провиантские склады и где тоже обнаружился приют ничейного имущества, хранитель которого, ловко передвигаясь на деревянной ноге безо всякого костыля или клюки, выдал Долгузагару седельные сумы и недельный запас простой провизии.