Кае де Клиари - Интермеццо, интермеццо [СИ]

— Т-ты! Т-ты-ы! — Выдавил он сквозь зубы, обращаясь к попугаю.

— Кто это? — Спросил я, стараясь сохранить невозмутимый вид.

— Свирры! — Был ответ. — Восьмое или девятое поколение, я точно не помню. Слуги, телохранители и особая гвардия семьи Самбульо. Я их вывел, скрестив арендаторов земель принадлежащих этой фамилии с девушками — пиратками, но это давняя история.

— И этот? — Я кивнул на пыхтящего здоровяка, рожа которого грозила превратиться из багрово-красной в чёрную.

— Да, он тоже им сродни. Только предками тех были беженцы-италики, удравшие в Испанию в десятом веке, а этот потомок тех же пираток, погулявших с ганзейскими матросами.

— Ещё одна пиратская история?

— Только правдивая, а потому непригодная для нежных ушек моего сеньора. Тебе рассказал бы, но не сейчас!

— От чего же?

— Некогда! Похоже, сейчас нас будут бить!

С этими словами попугай взмыл вверх и вовремя, так-как в следующую секунду по бревну, где он сидел, грохнул кулачище размером с детскую голову! Близнец этого кулака тотчас нацелился мне в челюсть, но я не стал ждать, когда он завершит своё движение, а кувыркнулся назад и дал тягу! Некоторое время земля стонала за моей спиной от тяжких шагов, но вскоре они стихли, и я смог перевести дух.

— Ничего, они скоро остынут, и можно будет вернуться! — Прозвучал знакомый голос над самым моим ухом.

Оглянувшись, я увидел попугая, преспокойно сидящего на ветке всё с той же трубкой в клюве. Мне очень хотелось проделать с ним то-же самое, что попытался тот здоровяк, но я сдержался. На берег мы вернулись, когда совсем стемнело. Там уже горело несколько костров, а возле самого большого из них дон Мигель увлечённо рассказывал, что-то вышеупомянутым «свиррам». Его слушали внимательно, лишь время от времени раздавались негромкие восклицания. Подойдя поближе, я разглядел, что женщины в этой компании на сей раз, одеты, как положено и даже головы у них повязаны платками.

— Они скидывают одежду только когда купаются, занимаются любовью или дерутся, не то, что их пра-пра-пра-прабабки! — Насмешливо сказал попугай, который, похоже, прочёл мои мысли.

Ответить я не смог, так-как на моё плечо вдруг опустилась громадная лапища принадлежавшая тому бугаю, от которого пришлось удирать намедни.

— Не бойся, Гёз! — Прогудел он миролюбиво. — Я не трону тебя, Гёз! Прости, я тогда не знал, что ты лечил нашего господина! А ведь это странно, вы ведь враги! Я правильно понимаю, Гёз? Тогда почему же ты его лечил? Может быть, это Огонёк тебя заставил? Он может! Он кого хочешь, заставит, он такой! Ха-ха! Кстати, я — Ганс! Ганс — Древолом! Так меня прозвали потому, что я деревья кулаками ломаю! Я тут самый сильный и всё умею! Не умею только подойти к господину так, чтобы он не услышал! Он всегда слышит и кидает в меня свой акинак, поэтому я ношу эти доспехи не снимая, а он каждый раз в меня попадает и смеётся! Представляешь, Гёз? Вот потеха! Ты Гёз, а я Ганс! Ха-ха!

Пока бугаище нёс всю эту ахинею, он так тряс моё плечо, что я думал, мои кости скоро вылетят наружу! Но тут мы подошли к костру, где на меня поглядели с любопытством, но без враждебности.

— Вот, привёл! — Самодовольно сказал Ганс, но тут же отпустил моё плечо, захлопнул пасть и юркнул в тень, под пристальным взглядом той самой тётки, которая так ловко поймала кинжалами шпагу дона Мигеля.

Это была женщина лет тридцати, красивая, властная, гибкая и сильная. Похоже, здесь все её слушались, а кое-кто даже побаивался. Она встала мне навстречу и поклонилась с почтением, но без раболепства.

— Мы все выражаем вам благодарность, дон Дульери, за то участие, которое вы приняли в судьбе нашего господина! — Сказала она, глядя на меня пристальным изучающим взглядом. — Прошу вас быть гостем у нашего костра и разделить с нами вечернюю трапезу.

Жизнь среди гёзов отучила меня от изысканных манер, поэтому я промямлил, что-то в ответ, но от трапезы не отказался, тем более что от соседних костров тянуло божественным запахом жареного мяса, а в руках у некоторых свирров появились бурдюки, в которых обычно держали вино! В течение последнего месяца мой рацион составляли моллюски и орехи, на которые я уже смотреть не мог без содрогания.

Мои ожидания оправдались, и этот ужин на лоне природы показался мне королевским пиром! К тому же в душу запало обращение — «дон Дульери»! Собственно так меня начал называть мальчишка Мигель, когда очнулся от беспамятства, но теперь эти слова прозвучали, как-то по-другому! Короче, новая компания нравилась мне всё больше и больше. Пока я уплетал баранью ногу, они продолжили, прерванный моим появлением, разговор.