Кае де Клиари - Интермеццо, интермеццо [СИ]

Эта тема, по-видимому, сильно задела моего собеседника за живое. Он досадливо сплюнул на мокрый песок, который зашипел, как будто на него упала капля раскалённого метала, после чего затянулся из трубки так, что раздулся точно шар и встопорщил перья. Я даже подумал, что он сейчас лопнет, но он благополучно выдохнул очередное гигантское облако дыма и изрёк усталым голосом:

— Есть и другой вариант!..

Что это за вариант мне тогда узнать так и не удалось. Зато я услышал:

— Умри, проклятый еретик! — После чего перед моим носом сверкнули три фута великолепной стали, но в следующее мгновение их владелец потерял равновесие и рухнул в мои объятия, выронив шпагу, сверкнувшую на солнце бриллиантовой россыпью.

Я уже упоминал, что испанцы, особенно родовитая знать, превосходные фехтовальщики. Так вот, наиболее умелые из них, частенько носили не один, а два или три клинка сразу. Один из таких мечей был потяжелее и побольше, а другие потоньше и полегче.

Теперь я вдруг вспомнил, где видел этого юнца! Это его тогда смахнуло залпом с борта галеры у меня на глазах. Меч, который он держал в руках, собираясь идти в атаку, теперь, наверное, покоился на дне у фламандского берега. Именно за его опустевшие ножны я ухватился впоследствии, когда встретился с этой странной парочкой в открытом море. А теперь, едва пришедший в себя идальго, напал на меня с запасной шпагой. Мило, ничего не скажешь!

Зато сейчас он был полностью в моих руках. Если бы я захотел, то свернул бы ему шею голыми руками, но мне это было ни к чему. Я оглянулся на попугая, усмехнулся и попросту отнёс слабо сопротивляющегося глупыша обратно под пальму. Там парень снова вырубился, и было от чего! Его левая рука оказалась простреленной насквозь, кость перебита, мышцы разорваны. Рука фактически была оторвана и болталась на обрывках плоти. Проще всего её было совсем отрезать, но и тогда было бы чудом, если б мальчишка остался в живых. Я уже потянулся за ножом, когда услышал над ухом леденящий кровь голос:

— Не вздумай!

Да, это говорил попугай, но сейчас на него было страшно смотреть! Он казался вдруг постаревшим, даже перья, как будто, изменили цвет, но в его взгляде читалась такая угроза, что я понял — одно неверное движение и мне конец! Что ж, если хочет рискнуть жизнью своего подопечного, пожалуйста! Без необходимых лекарств парень, скорее всего, получит гангрену и вскоре испустит дух в страшных мучениях. Я пожал плечами, как мог осторожнее положил раненого на примитивное ложе из листьев, а затем смастерил лубок и поместил в него то, что осталось от руки молодого идальго.

Пока я жил среди морских гёзов, такие операции приходилось делать часто, и надо сказать, что я в них немало понаторел. Тем не менее, рана была слишком серьёзная, а кроме того у парня оказались сломаны два ребра, и на лбу красовалась основательная шишка. Всё это были последствия попадания протестантских пуль, и от мгновенной смерти его спасли только превосходные доспехи, превратившиеся сейчас в груду железного лома.

Несколько дней юный дон Мигель провёл в бреду. Уже к вечеру первого дня у него случился страшный жар, и я подумал было, что всё закончится весьма скоро, но к моему удивлению раненый продолжал жить. Делать мне было всё равно больше нечего, и я взялся за ним ухаживать. Просто так, чтобы посмотреть, что из всего этого получится.

Попугай, похоже, вообще не спал. Он то и дело мотался в лес и приносил оттуда какие-то ягоды, листья и коренья из которых я под его руководством понаделал разных примочек и отваров. По-видимому, пернатый знал в этом толк, так-как жар у нашего пациента удалось сбить уже на следующий день, но до поправки было ещё далеко. Прошла, как минимум неделя, когда я с удивлением понял — парень выкарабкался! Более того! Его рука хоть и распухла, но никаких признаков гангрены не было видно. Правда, пальцы этой руки не шевелились даже тогда, когда он пришёл в себя, но тут уж ничего не могли поделать ни я, ни попугай. Н-да. Если б я знал тогда чьего предка помог вытащить практически с того света!..

Итак, прошло недели три с нашего появления на том острове. Молодой дворянин был ещё слаб, но уже стало ясно, что он идёт на поправку. Поначалу он смотрел на меня волком, но вскоре смирился с тем, что находится в обществе еретика и мятежника, а через некоторое время с увлечением слушал мои рассказы о жизни пиратов. В этом деле мы даже устраивали соревнования с попугаем, который знал о пиратах поболее моего! Конечно, в ряде случаев это сводилось к состязанию, вроде — «кто кого переврёт», но безусый юнец принимал всё за чистую монету. Было забавно видеть, как он слушает, распахнув свои серые, совершенно детские глаза и верит каждому нашему слову.