Повелитель Красная Дама: Чёрный шар [СИ]

Сначала казалось, будто затея обречена на успех. Но в самый решающий момент, когда нужно было направить струю на дедов затылок, шланг вышел из-под контроля. Недосмотр ЖЭКа, слишком сильный напор воды — так говорили потом. Шланг дернулся и окатил деда целиком. И пена сошла — вся, без остатка. Когда дочь пришла проверить отца, в ванне сидел голый скелет. На полу в коридоре было мокро и грязно. Размокали последние комки пены, и отчетливо виднелись следы кроссовок. Вздохнув, дочь взялась за уборку.

— Как наследили-то, черти! — ругалась она. — Всю прихожую изгадили!

Через три дня после появления Цветка сыну медсестры Марины из первой городской больницы подарили на школьном утреннике книгу. «Арифметика с Веселым Чубриком» — так она называлась, а на форзаце у нее значилось «Пособие для детей младшего школьного возраста». Верная своему принципу, Марина сперва полистала книгу сама, и увиденное ей не очень-то понравилось. Пресловутый Веселый Чубрик был вовсе не Веселый, а какой-то странный и даже страшноватый. Больше всего походил он на Квазимодо, каким его нарисовал Дисней, вот только у мультяшного горбуна не было таких острых и грязных ногтей, да и взгляд был попроще, подобрее. Не носил глухой звонарь бурого свитера, не торчал у него изо рта серый, в язвочках, язык, и уж точно не волочил он правую ногу так, словно это была не его собственная конечность, а что-то постороннее, кое-как присобаченное к бедру. Впрочем, если не обращать внимания на Чубрика, книжка была неплохая, с набором задач в конце. Надо будет вырезать этого уродца, подумала Марина, и положила книгу на пианино так, чтобы Вовка не смог дотянуться.

Но надеялась Марина напрасно: вернувшись с дневной смены, она услышала в комнате сына незнакомый голос. Был он гнусавый, с какой-то развратной хрипотцой, словно говорила пьяная и немытая уличная баба. Приоткрыв дверь, Марина увидела Вовку — он сидел на стуле — и облокотившегося на пианино горбуна в каких-то бурых обносках. Это, без сомнения, был Веселый Чубрик, который, если верить книжке, лучше всех на свете учил детишек вычитать и умножать.

Марина тихонько, стараясь не скрипеть дверью, вошла в комнату и села рядом с сыном.

— Что? — повернулся к ней Веселый Чубрик. — Опоздавшие? Нехорошо, нехорошо. Мы сегодня новую тему проходим, знаете? Ну, ладно, открываем тетради, записываем. Тема сегодняшнего урока — таблица умножения. Дважды один — два. Дважды два — четыре. Дважды три — шесть. Записывайте, это надо наизусть знать. Дважды четыре — восемь. Дважды пять — десять. Дважды шесть — двенадцать. Дважды семь — четырнадцать. Дважды восемь — шестнадцать. Скучно? Понимаю, что скучно, но надо, ребята надо. Дважды девять — восемнадцать. Вот пошлет вас мама в булочную за хлебом, скажет купить два батона по семнадцать пятьдесят, а денег даст сто рублей. Дважды десять — двадцать, записали? Вы хлеб купите, а сколько сдачи должно быть, посчитать не сможете. Трижды один — три. А почему? Потому что Чубрика не слушали и таблицы умножения не знаете. Трижды два — шесть. Вернетесь домой — трижды три — девять — и мама вас ругать будет, скажет: какие же вы мне помощники, вот я вам за это сырников не дам. А сырники вкусные, я их, например, очень люблю. Трижды четыре — двенадцать. Трижды пять — пятнадцать. Трижды шесть… Или вот, скажем, окончили вы школу, пошли работать на завод… На чем я остановился? Трижды шесть — восемнадцать, да. Непростая штука — таблица умножения, тут и самому запутаться недолго. Пошли вы, значит, работать на завод, и дают вам задание: помножить, скажем, длину на массу, это для самолета нужно, вы самолеты будете строить. Трижды семь — двадцать один. И что же? В школе вы Чубрика не слушали, умножать не умеете, посчитали неправильно, и самолет упал. Трижды восемь — двадцать четыре. И погибли люди. Начинают выяснять, как же так, почему инженер считать не умеет, тут-то все и откроется. Трижды девять — двадцать семь: что и таблицу умножения вы в школе не записывали, и сколько два батона в булочной стоят, не знаете, и вообще учились сикось-накось, в школе балду пинали. Как вы думаете, каково вашей маме будет? Приятно? Трижды десять — тридцать. Она-то вас родила, воспитывала, а вы даже таблицу умножения выучить поленились, знай только сырники на завтрак ели. Четырежды один — четыре. Вот так-то, записывайте, это знать надо. Вы, если таблицу умножения знать не будете, ничего посчитать не сможете. Четырежды два — восемь. Это только кажется, что это ерунда, а я посмотрю, как вы без нее самолеты строить будете. Они же у вас на землю грохнутся. Четырежды три — двенадцать. Люди погибнут, а вас судить будут и посадят. Записывайте, чтобы ваша мама не плакала. Что? Не пойдете на завод? Хорошо, дело ваше. Можете не учить таблицу умножения, ну ее в болото. Только я тогда не знаю, как вы будете в магазине сдачу считать. Пошлет вас мама в булочную, а вы деньги домой неправильные принесете. Четырежды четыре — шестнадцать. Батоны по семнадцать пятьдесят стоят, а вы по двадцать пять заплатите. Четырежды пять — двадцать. Нет, ну, не хотите не записывайте, я о вашем будущем забочусь. Упадет самолет — ко мне придут, спросят, почему не выучили? А что я скажу? Четырежды шесть — двадцать четыре. Что не хотите вы учить таблицу умножения, что хотите только сырники мамины кушать? Да, так и скажу. Четырежды семь — двадцать восемь. Не понимаю я вас — ведь так легко все это выучить, раз и навсегда, а вы записываете словно из-под палки. Дай вам свободу — на улицу побежите, мяч гонять. А маме кто — четырежды восемь — тридцать два — помогать будет? Кто в магазин за хлебом пойдет? Чубрик, что ли? Нет, у Чубрика другие обязанности, Чубрик должен таблицу умножения объяснять. Потому что не объяснит Чубрик таблицу умножения, и будут на заводе инженеры неграмотные, будут у них самолеты падать. Четырежды девять — тридцать шесть. А маме Чубрик помог бы, он бы маминых сырников с удовольствием покушал. Ну, записываем дальше. Четырежды десять — сорок. Пятью один — пять… Это надо наизусть знать, помните? А то пойдете в магазин, как мы с братом… Пятью два — десять. У нас вот с братом такая история вышла. Пятью три — пошли мы в магазин, хлеба купить, а таблицы умножения не знали. Ох, нас мама ругала, ругала. Пятью четыре — двадцать — а только Андрюшке сырников все равно дала. Вот такая у меня мама была. Пятью пять — а Чубрику ничего, Чубрик не заслужил. Пусть он в школе таблицу умножения объясняет, а Андрюшке сырники можно. Пятью шесть — а что Чубрика никто не слушает, так это ничего, это нормально. Пятью семь — тридцать пять. И то, что таблицу умножения никто не знает — тоже правильно, пусть ее сам Чубрик и учит, а Андрюшка будет сырники кушать. Пятью восемь — а потом к Чубрику придут и спросят, почему инженеры считать не умеют, а он руками разведет. Записывайте, это надо наизусть знать. Пятью девять — сорок пять. Скучно? А вы пишите, пригодится в магазине. Чубрик вон ходил в магазин, а сырники все равно Андрюшке. Пятью десять — пятьдесят. Пятьдесят рублей Чубрик заплатил за два батона. А все почему? Потому что не знал таблицу умножения. Учите таблицу умножения, ее наизусть знать надо. А Андрюшка будет сырники кушать, хотя он ни в зуб ногой. Шестью один — шесть, а он даже этого не знает, а все равно сырники кушает. А Чубрику-то сырников никто не даст, хотя он таблицу умножения наизусть выучил, и у него все ученики на завод пошли, самолеты делать. Чубрик-то в чулане должен сидеть, куда же ему сырничков-то? Он два батона в булочной купить не может — а вы пишите, это пригодится. Таблицу умножения наизусть знать надо, а то какие же вы будете у мамы помощники, если таблицу умножения не знаете? Шестью два — двенадцать, двенадцать часов Чубрик в чулане сидел, черствую корку глодал. Ему-то что, он-то все вытерпит, он двужильный. Шестью три — а Андрюшка сырники кушает, ему-то мама сделала, а Чубрик черствую корку грызет. Пишите, а то самолеты упадут, батона не купите. Шестью четыре — двадцать четыре, а то окажется, что не знаете. Придут к Чубрику и спросят — а почему инженеры, а Андрюшка-то все сырники кушает, мама-то ему сделала. А Чубрику — шиш с маслом, Чубрику — таблицу умножения. Это знать надо, записывайте. Шестью пять — тридцать. Чубрика-то мама родила, воспитывала, а сырники все равно Андрюшке, а он даже таблицу умножения наизусть не знает, шестью шесть — тридцать шесть. Самолеты упадут, а вас посадят, а Чубрика спросят: почему инженеры считать не умеют, а что Чубрик скажет? Что вы таблицу умножения не записывали? Шестью семь — сорок два, а он тоже, между прочим, сырничков бы покушал, да только кто ж ему даст, сырничков-то? Мама-то ему — шестью восемь — сорок восемь — не сделает! Понимаю, что скучно, но это вам за хлебом пригодится, когда в булочную пойдете. Два батона по семнадцать пятьдесят, а вы сдачу — неправильно. А Чубрика спросят, а он в чулане сидит, черствую корку грызет, а Андрюшка сырники кушает. Это надо знать, это таблица умножения, записывайте, не ленитесь. А сырничков бы Чубрик покушал — это, шестью девять, он бы с удовольствием, да кто же даст ему! Никто же не слушает, никто на завод не пойдет, все только насмехаются. Он — шестью десять — а в него плюют. Где уважение, вы же инженеры будущие! Самолеты падать будут, а вам наплевать, вы даже сдачу в булочной посчитать не можете, а вам за это — сырники, и Андрюшке — сырники, а Чубрик будет в чулане сидеть, черствую корку грызть. Ну, вам смешно, я вижу, вы-то на завод не пойдете, вам Чубрику в душу наплевать ничего не стоит, а он тоже человек, он семью один — семь, а семью два — четырнадцать. Вы только насмехаться умеете, а у него душа есть, и чувства. Он, знаете ли, семью три — двадцать один, а Андрюшка сырники кушает!