Двое других тоже подтянулись поближе. У одного глаза покраснели и припухли, на щеках блестели дорожки слез. У другого, который был бледнее, чем увядающая роза в петлице его жилета, сердце билось неритмично, с паузами. А третий, наоборот, попятился, глядя на Зинту, как на воплощенный кошмар, вжался спиной в ограду.
– Прошу вас, передайте господину Тейзургу мою покорнейшую мольбу, пусть он меня хотя бы выслушает!
– Госпожа, замолвите за меня словечко! Я не заслужил такой жестокости!
– Я готов на вечное рабство, если он снизойдет к моей просьбе…
– Неужели мне совсем не на что рассчитывать? Передайте ему, что я готов на все! Так и скажите, на все!
– Молю об одном-единственном снисхождении! Я повешусь у него на ограде, если он снизойдет и поставит такое условие, добровольно сведу счеты с жизнью…
– Неужели он совсем лишен сострадания, если вверг меня в такие муки и отнял всякую надежду?!
Зинта, оглядев их, сердито поинтересовалась:
– Вы, что ли, из тех, кто бесчинствовал и притеснял горожан, когда заправлял Дирвен?
Но страдальцы хором запротестовали: они и сами натерпелись от этих бандитов, чудом уцелели, а тот, что с розой, и вовсе приехал из Гламона, а другой пережил смуту в своем загородном поместье в сорока шабах от Аленды.
– Тогда я не понимаю, что происходит?
– Вы только скажите ему, что я готов переписать на него все свое состояние! – глядя на нее снизу вверх, выкрикнул с обреченным надрывом коленопреклоненный. – Я не шучу, прямо сегодня перепишу! Все документы готовы, со мной нотариус!.. – он ткнул пальцем в сторону коляски, где сидел с книжкой довольный жизнью румяный господин.
– А я готов наутро у него на ограде повеситься, пусть он только снизойдет к моей мольбе! – подхватил приезжий из Гламона.
– Вы лучше отправляйтесь к себе в гостиницу и примите сердечные капли, – посоветовала ему Зинта.
Потребовать объяснений у нотариуса? Или нет, лучше она с этого стервеца Эдмара спросит, что он опять учинил и почему так измывается над людьми! Вначале она по-хорошему собралась к нему в гости, но раз из-за него такое зложительство творится, об этом и пойдет разговор.
– Я поговорю с ним, shy;- пообещала она хмуро, направляясь мимо экипажа к распахнувшимся воротам.
– Пешком дойдете? – спросил амулетчик. – Наряд сюда уже выслали.
Экипаж двинулся следом за ней.
Столбы ворот венчали кованые чугунные орхидеи – волшебные фонари, которые с наступлением сумерек наполняются изумрудным сиянием. Зинта специально приехала ближе к вечеру, чтобы посмотреть, как они светятся, но если она сейчас разругается с хозяином особняка – небось выскочит отсюда, не дождавшись. Она была настроена решительно.
Страдалец, державшийся на дистанции, при ее приближении всхлипнул и выставил перед собой руки, словно защищаясь:
– Н-н-не подходите… Только не подходите ко мне!..
Немолодой, с оплывшим напудренным лицом и подкрашенными губами, он чем-то напоминал Нинодию.
– Что с вами? – спросила лекарка.
Никаких признаков органического умственного расстройства или отравления китонскими грибочками. Может, он ее с кем-то перепутал?
– Не подходите… Только ближе не подходите… – пролепетал собеседник.
Его левый глаз начал дергаться, дряблые щеки под слоем розоватой пудры тряслись, как потревоженный студень.
– Чем я вас так напугала?
Амулетчик остановился рядом.
– У вас это… – искривив рот то ли в брезгливой, то ли в замученной гримасе, страдалец показал на ее живот.
Зинта машинально сделала отводящий обережный жест.
– Ну, так я беременная, на последнем месяце хожу.
Несмотря на объяснение, он прерывисто дышал и смотрел так, точно сейчас сползет по решетке в обморок – как будто у нее не ребенок во чреве, а демон Хиалы под платьем спрятан.
– Прошу вас, не подходите ко мне близко…
– Тогда посторонитесь, чтобы я прошла.
– Да, да, я сейчас… Не смею мешать…
Он бочком засеменил вдоль ограды в сторону, ноги заплетались.
– Извращенец, – заметил охранник. – Бывают такие.
На крыльце особняка появился Тейзург в узорчатой синей баэге. Улыбаясь, пошел навстречу.
– Ты лучше оставайся у ворот, встретишь тех, кого сюда вызвал, – велела Зинта провожатому.
Она приготовилась много чего Эдмару высказать, и ей не хотелось ругаться при чужом человеке.
Экипаж повернул в боковую аллею, где в конце виднелась за аркой площадка для карет. Несчастные просители топтались возле медленно затворяющихся ворот, но не могли пересечь некую незримую черту – видимо, их не пускало внутрь какое-то заклятье.
Читать дальше