Lutea - Праздник дружбы в Конохе [СИ]

— А не похоже? — очень, ну очень ласково уточнил Изуна. Его соклановцев в толпе разом стало меньше. Как и они, Тобирама знал, что именно этот тон Изуны — наиболее опасный, предвещающий самые страшные мучения.

— Только если самую малость, — неловко хихикая, ответил мужичок, многозначительно переводя взгляд с лица одного на второго, намекая на поразительную схожесть мимики.

Тобирама и Изуна синхронно переглянулись, нахмурились, затем нахмурились ещё сильнее, вскинули брови в недоумении и смачно и крепко, продолжая отзеркаливать друг друга, выругались. Даже выражение выбрали одно и то же, хотя оба проявили всю свою немалую фантазию, задаваясь цельную не быть «скопированным». И тут Тобирама понял, в чём же было дело, и шумно облегчённо выдохнул:

— Выруби Шаринган, Учиха!

Зло зыркнув на него, Изуна наконец сообразил, что светит додзюцу, распугивая население. Когда его глаза наконец вернули естественный чёрный цвет, Тобирама понадеялся, до идиота-гражданского наконец дойдёт, что красные глаза у обоих вовсе не равно родство.

— Так?.. — робко вклинился мужичок. — Вы братья?.. — и отступил на всякий случай на шаг назад. Его мозг работал, но недостаточно мощно. Или, судя по запахам, уже плавал в саке.

— Нет, — с промёрзлым спокойствием ответил Тобирама, едва воздержавшись от того, чтобы взбешённо рявкнуть.

Замечательно, его «породнили» с Учихой, мать его, Изуной! Просто прекрасно! Мадара будет ему должен за этот акт унижения. И Хаширама. И сам Изуна, который, гад такой, в итоге по-любому будет раздражать своим довольным жизнью видом… Почему в любой относительно мирной истории, не связанной со взаимными попытками убить, где замешан Изуна, Тобирама в итоге выходил в моральном минусе? Где же пресловутая справедливость?

— О, мы куда ближе, чем братья, — медово пропел Изуна, склоняясь к гражданскому. Толпа Сарутоби и Сенджу, всё ещё зависавшая поблизости, как зрители театральной постановки, удивлённо охнула. — Ни одни братья не знают так хорошо расположение внутренних органов друг друга, как мы.

— О-о, какие подробности! — громко прошептала в толпе Тока, и остальные Сенджу зашушукались между собой. Учихи пропали в радиусе двухсот метров.

— П-почему? — проблеял резко сбледнувший мужичок.

Тобирама позволил злорадной ухмылке выползти на лицо: сейчас будет кульминация.

— Проверяли методом тыка катанами, — Изуна миролюбиво улыбнулся, попав в свою родную зубоскальную стихию. — Так… что там на счёт бесплатной токкури? — проворковал он.

А Тобирама про себя с одобрением подумал, что ни один другой человек, кроме Изуны, не способен бросать угрозы смертной расправы так, чтобы всё это облекать в яркую обёртку дружелюбия. Дать, что ли, Учихе понять, что он в чём-то заслужил уважение Тобирамы? Да нет, скорее Хаширама откажется от своих идей о мире и дружелюбии всадит Мадаре катану в спину.

Не глядя на вновь расступившуюся перед ними толпу, Тобирама и Изуна откочевали в сторонку. Вёл снова Учиха и как бы невзначай подобрался поближе ко всё ещё говорившим о чём-то Хашираме и Мадаре, на руку которого легко опиралась Хитоми. Точнее, болтал Хаширама. Хитоми как будто томилась в ожидании — её вежливость стала совсем уж деревянной. Мадара в своей особой мрачной манере сиял довольством.

Недолго думая, Изуна запрыгнул на крышу ближайшего дома, не отводя взгляда от троицы. Лишь раз покосился через плечо, убеждаясь, что Тобирама следует за ним. Восприняв это, как приглашение присоединиться, Тобирама уселся рядом с Учихой на черепице, вытянул ноги. Откинув за спину мешающий хвост, Изуна ловко выудил откуда-то из складок одежды пару рюмок и принялся возиться с запечатывающим токкури воском. Тихо хмыкнув, Тобирама подозрительно покрутил в руках рюмки, которые Учиха ему сунул, не глядя (взгляд-то всё ещё буравил Мадару и Хитоми), после чего ополоснул-таки слабой струёй воды из пальца. Хрен знает, что ещё завалялось в карманах Изуны.

— Брюзга, — припечатал тот. Совладав, наконец, с токкури, он разлил саке по рюмкам, отобрал одну и залпом опрокинул в себя. Вдохнул-выдохнул — и снова наполнил рюмку.

К тому времени, как Изуна с мрачной решимостью почти единолично проглотил причитающуюся им бесплатно токкури, Тобирама успел забеспокоиться, что весь план пойдет Кьюби под хвосты из-за того, что Изуна переберёт в расстроенных чувствах. Сам Тобирама лишь пригубил, внимательно следя за старым противником.

За все минувшие годы лишь раз Изуна продемонстрировал так много чувств при Тобираме — когда тот тяжело ранил его в, как потом оказалось, последнем бою кланов Сенджу и Учиха. На том каменистом плато, пропахшем огнём и кровью, Изуна сделался совсем дурным, почти срываясь в объятия смерти, в чём-то сбивчиво убеждал Мадару, нёс возвышенный бред. Тобирама был откровенно удивлён видеть его таким — даже не успел среагировать, когда Хаширама подался вперёд и предложил Мадаре вылечить его брата с заделом на мир. При всём показном идиотизме Хаширама прекрасно знал, на что именно и когда стоит надавить. При всей горделивой несговорчивости Мадары им легко манипулировать, используя его младшего брата.