Lutea - Трилистник. Приют [СИ]

Как-то раз Хината спросила, почему он до сих пор не пробудил свой Кеккей Генкай, и Итачи тогда не соврал с ответом: проблема была в самом деле в эмоциях. В том, что в этом мире эмоций, способных активировать Шаринган, вызвать в нём не могло ничто. Вероятно, определённую роль также играл тот факт, что за годы, прошедшие с обретения Шарингана в своём настоящем детстве, Итачи сильно зачерствел, научился давить чувства. Сейчас идеальный контроль, которым полушутливо полуискренне восхищался Кисаме, играл против Учихи. По этой причине Итачи так много медитировал в последние месяцы.

С улицы донеслись возбуждённые голоса — то дети вывалили на улицу шумной гурьбой. Рассеянно наблюдая за ними из окна спальни на третьем этаже, Итачи думал о глазах, не концентрируясь на игре детей. Он хотел вернуть своему миру былую глубину. И в то же время боялся, страшился до ужаса, что после нескольких лет опять начнёт…

— Майкл, Майкл! Пошли на улицу-у-у!..

К сожалению, его отчуждённость принимали не все. Вот, например, Ланс, мальчишка на год старше Итачи, или эта Элли, такая назойливая…

— Я не пойду. Спасибо за приглашение.

— Ну Майкл! — Элли подошла ближе, надув пухлые губки. — Будет здорово! Конни и Патрик строят стену, эту, как её?.. бар… балли…

— Баррикаду?

— Да! — девчонка хлопнула в ладоши. — У-у, ты такой умный!

— Ещё раз благодарю за приглашение, Элли. Я не пойду.

— Ну ладно тебе, Майкл!..

— Нет!

Элли вздрогнула и уставилась на него широко распахнутыми глазёнками. Цыкнув про себя, Итачи поспешил взять под контроль всколыхнувшуюся смертоносным облаком Ки.

— Иди к друзьям, Элли, — холодно проговорил он. — Оставь меня в покое.

На её пронзительные глаза навернулись слёзы, и Элли убежала — её рыдания раздались дальше по коридору. Итачи со вздохом зажмурился и потёр переносицу. Общаться с детьми он однозначно разучился за годы, минувшие с детства отото. Хотя, и тогда-то он имел дело — к счастью — лишь с младшим братцем…

Итачи не хотел думать о Саске, но мысли сами собой лезли в голову. Где он сейчас — в Конохе или вновь подался прочь из деревни, которая уже вряд ли станет полноценно его? Служит деревне или стал нукенином? Женился ли, завёл ли детей?.. С войны в мире шиноби минуло — если предположить, что время в двух мирах течёт одинаково, — уже шесть долгих лет. Могло случиться что угодно. Мог ли отото стать счастлив?.. Итачи хотел в это верить. Очень на это надеялся.

Новые шаги он скорее почувствовал, чем услышал, и опять повернулся от окна ко входу. Хината замерла на пороге комнаты. Её серебристые глаза взирали настороженно и с тенью глубоко спрятанной, но оттого не исчезнувшей из души опаски.

— Всё в порядке, Майкл?

— Да, Хлоя.

Она осмотрелась, словно в поисках трупа. Вновь вернула Итачи своё сосредоточенное внимание.

— Разве ты не идёшь на улицу?

— Как и ты.

В повисшем молчании девочка вдруг смутилась и отвела глаза. Итачи прищурился; кажется, не он один борется с мыслями и воспоминаниями.

— Х-хорошо, тогда… увидимся позже?

— Да.

Хината ушла, и Итачи перевёл взгляд обратно за окно, на играющих детей, среди которых ему не было места.

Проведя долгие годы бок о бок с сильнейшими шиноби — вначале Конохи, а после и других деревень, — Итачи пришёл к неутешительному выводу: высокоуровневые ниндзя просто не могут жить нормальной жизнью. Она их пугает.

— Знаешь, Итачи, — поделилась Конан, когда они шли вдвоём по безлюдным улицам Амегакуре, — есть один человек, мужчина… Не так давно он предложил мне бросить всё и уехать как можно дальше отсюда, от Элементарных Наций.

— И почему же ты отказала?

— Потому что верна делу Акацуки.

— Это то, что ты сказала ему. А на самом деле?

— На самом деле… — Конан вздохнула. — Наверное, после всех этих лет что-то сломалось во мне, Итачи. Я не могу представить себя в другом месте, вдали от Аме, Пейна, Акацуки. Стать чьей-то женой и матерью — немыслимо, хотя когда-то… Не важно. Так или иначе, я останусь здесь до конца…

Итачи всегда сопереживал ей больше прочих. Такая заботливая и красивая, но вечно печальная, Конан больше всех в их проклятой своре заслуживала быть счастливой.

— Любопытная вещь — человеческий выбор, — рассуждал Сасори на совместной миссии незадолго до того, как вместе с Дейдарой отправился ловить Однохвостого. — Странная, подверженная влиянию такой мелочи, глупого пустяка, как чувства. Чувства долга, привязанности, желания или ещё каких, их ведь так много… Столько того, что может сбить с пути холодной логики.