Наталия Некрасова - Дети Ночи

— Расскажи мне о песне.

Нельрун снова отвернулся.

— Хорошо. Но было бы справедливо, если бы ты мне тоже ответил на несколько вопросов. Если, конечно, не сочтешь, что это будет во вред Холмам.

— Думаю, и ты не обо всем расскажешь мне.

— Да я и не знаю всего. Я просто бард, и не из лучших..., — он сунул в огонь щепку и смотрел, как она загорается и обугливается. — Тонкая, не удержит огня... Ну, слушай. Я младший сын в семье. У меня еще трое старших братьев и две сестры.

Старший покачал головой. Он знал, что у Дневных много детей, но чтобы так много, он и помыслить не мог!

— Из родительского имущества мне в лучшем случае собака бы досталась, — усмехнулся он. — Или кот. В общем, кормиться из милости от родных мне не хотелось. Я мог бы и не стать бардом. Я ведь даже прослужил лет пять на восточной окраине. Я был на хорошем счету, меня уже и десятником поставили, со временем я бы стал командиром заставы, а потом получил бы от короля надел на окраине, завел бы семью... Но тут наш бард обнаружил, что у меня есть способности и начал меня уговаривать учиться. Барды всегда нужны, а уж на окраине тем более. И вот тут пришлось мне помучиться с выбором. Воинская моя карьера налаживалась, а на барда пришлось бы обучаться с нуля. Зато я получил бы такие знания, каких иначе нигде не получишь. Повидал бы столицу Восточной четверти, Вирайну — там школа бардов. А потом и в королевскую столицу мог бы попасть, в Коллегию. Даже если бы я и не стал бардом — а я был уверен, что стану непременно — точно научился бы многому. Тогда мне и на окраине стражу нести было бы куда легче, и продвинулся бы я быстрее. А то стал бы пограничным бардом, а уйдя на покой сделался бы наставником бардов. Словом, сплошная выгода. — Он улыбнулся. — Будь я старшим сыном, может, и не согласился бы. Но я младший, мне и терять-то нечего.

Он снова замолчал. Огонь потухал, небо в дымовом отверстии наверху начинало светлеть.

— Я учился в школе в Вирайне. У меня был за плечами боевой опыт, так что о тварях я знал не из книжек. Когда же на второй год началось обучение стихосложению, я было подумал, что тут все и кончится. — Он с какой-то смущенной улыбкой посмотрел на Старшего и сказал чуть тише, чем прежде: — Убоялся я великих тайн стихосложения. Ну, никогда я этого не умел и думал, что это все идет не от головы, а от сердца. А какое «от сердца» у окраинного стража? Я ж не восторженный юноша, который плачет от умиления, взирая на лепестки вишни, — с легкой насмешкой проговорил он. — Да и стихов отродясь не читал и терпеть не мог. Как бы то ни было, помогли мне мое упорство да нежелание опозориться перед нашим бардом, который все же что-то увидел во мне. А еще помог наш наставник, который уроки наши превратил в игру. Мы собирали слова, как мозаику.

Старший вздрогнул, снова вспомнив об испытании и королевском узоре.

— Мы перемешивали их, а потом пытались найти смысл в полученной мешанине, играли со смыслами и образами, — он прищурился, и на живой половине его лица нарисовалась такая нежность, что Старший затаил дыхание. — Вот так я и научился складывать слова и стал рифмачом, но не поэтом и не бардом. Но меня оставили учиться дальше..., — он повернулся к Старшему всем своим полулицом. Или недолицом? — Меня учили основам музыки, и мое любопытство помогало мне. У меня всегда так было — сначала все идет с трудом. С кровью, тяжко до слез, а потом вдруг настигает какое-то откровение, в душе начинает звенеть радость и восторг, и все получается само собой. Я до сих пор не понимаю, как это произошло, но однажды я сложил свою первую песню, и была это песня Радости. Так я и стал бардом. В королевскую столицу я так и не попал, — усмехнулся он. — Мог бы, да не стал, мне скорее хотелось попробовать себя на окраине, и я вернулся на свою заставу... — А потом, — каким-то неприятным будничным голосом сказал он, — нобиль Ранфирен прислал просить помощи барда. В его землях драконы всегда были, а на сей раз его люди, видно, прозевали кладку, вовремя ее не уничтожили, и твари расплодились. Мало того, дракониха еще свой выводок не разогнала жить самостоятельно, а в таком случае имеешь дело с пятком-другим уже крупных тварюг и разъяренной мамашей...

Нельрун снова повернулся к Старшему всем своим страшным лицом.

— Меня учили облекать силу в слова и песню... Надо сосредоточиться. Нельзя трусить, нельзя отвлекаться. Нельзя смотреть в глаза дракону, — он заговорил сбивчиво, быстро, задыхаясь. — Песня, она медленная... Если бы я умел, как вы, как твой дед... Но если бы у меня все вышло, я бы уложил эту дракониху, да, я бы мог... Но я испугался. Я думал о том, как много мне теперь дано, со всем с этим всем только жить да жить, и я дрогнул... Словом, я совершил ошибку, которую бард совершает раз в жизни.