Илана Мьер - Последняя песнь до темноты

— Но ваша песня начала… все это, — сказала Лин.

— Я помог привести все в движение, — сказал Валанир. — Как и ты.

Лин посмотрела ему в глаза. Это было все проще. Ее голос был таким тихим, что он с трудом ее расслышал:

— Нас ждут стены. Стены и комнаты. Вы знаете, я мечтала когда-то побывать с вами в дороге.

Слова повисли в тишине. Внизу продолжались пение и смех. Жизнь кипела в Тамриллине зимним вечером, снаружи пошел дождь.

* * *

Той зимой в Академии хоронили Дариена Элдемура, Хассена Стира и еще пятерых поэтов, павших в атаке на дворец. Для них устроили церемонию в храме на острове Академии.

Закопали и обломки алтаря лорда Геррарда, когда Валанир и другие Пророки песней разрушили его на площади при всех людях. Лин это предложила, чтобы люди знали, что Красная смерть покинула Эйвар, и что было причиной.

В том месте, перед вратами замка, тридцать дней и ночей на платформе лежали лира и кольцо Дариена Элдемура в окружении стражи. На платформе горели свечи, чтобы душа Дариена скорее попала к богам. Поэты ночью стояли тихо у свечей.

Марлен Хамбрелэй пропал на юге со своей странной леди, и его больше не видели.

* * *

Ранней осенью того года Лин посетила дом Гелван, чтобы увидеть дочь, которую родила Рианна Гелван. Каштановые волосы Неда, голубые глаза Рианны. Конечно, это менялось, пока дети росли, но… Лин подумала о девочке с золотыми волосами, что бежала по полю лаванды, розмарина и шалфея, закрыла глаза на миг и коснулась губами щеки малышки.

Девочка с ранних лет будет учиться ножам и поэзии. Рианна указывала из постели, где ее отец держал ее угрозами, чтобы с ней все было хорошо.

— Теперь ты не можешь меня наказывать, Аван, — сказала она сладко в спину отцу. — Это теперь долг Неда.

Отец малышки покраснел, как мак, и почти убежал из комнаты, бормоча про горячую воду. Рианна хитро улыбнулась Лин, и та снова вспомнила Дариена.

Рианна села среди подушек, взяла малышку у Лин и прижала к груди.

— Мы зовем ее Дариана, — сказала она. — Надеюсь, она будет сильной. И что некий придворный поэт обучит ее всему, что нужно, когда придет время. Как она научила меня.

Лин взяла Рианну за руку. Она видела, что девушка была бледнее простыней под ней, и что вокруг ее губ появились новые морщины. Лин сказала:

— Клянусь, что все твои дети будут под моей защитой и любовью, пока я живу.

* * *

Она вернулась к себе во дворец хмурой. День прошел, к счастью, тихо, это было диковинкой. Обычно она бегала со встречи на встречу с просьбами мастеров Академии и проблемами аристократов, поражаясь, как можно чего-то достичь такими встречами.

И воспоминания Эдриена Летрелла и его музыка оставались с ней, сплетаясь. Это бремя будет с ней всю жизнь, по словам Валанира. Не было чар, чтобы убрать из нее Эдриена, и время шло, они сплетались все сильнее.

Она предпочитала не думать о таком, отвлекаясь на множество дел.

— Кто впустил вас без моего разрешения? — сказала она, увидев фигуру у окна, глядящую на волны внизу. Комната Лин в башне была с видом на гавань, и она порой притворялась, когда была счастливее, что училась в Академии, и волны были тихой музыкой к словам, что сочинялись при свете свечи.

Важнее всего была золотая лира рядом со столом у окна. Ночами, когда ее грозили переполнить призраки воспоминаний — ее и чужих — Лин уходила в страстную мелодию. Порой, когда думала, что вынесет это, она играла во тьме песню, что начал сочинять в Академии Дариен. Больше такого не будет.

Валанир Окун пожал плечами, не поворачиваясь.

— Думаю, слуги решили, что ты не будешь против. Я сказал им, что дело срочное.

— Вы очаруете любого, — едко сказала Лин, падая в кресло с вздохом. Было приятно сесть у себя в комнате, не ощущая на себе взгляды.

— Кроме тебя, — Валанир повернулся к ней. — Наверное, дело в северной крови.

— Зачем вы хотели меня видеть? — она отклонила голову и закрыла глаза, надеясь, что успеет выслушать его, не уснув. Он хотел чего-то для Академии, в эти дни перемен они всегда чего-то хотели. Но в обмен она начала требовать, чтобы они принимали женщин в ученики, даже если их поначалу будет мало.

Эту тему обсуждали на нескольких встречах. Лин была удивлена тому, как злилась, когда спорила с мастерами Академии, словно опыт ее жизни мог привести к надежде на что-то еще. Оставалось фактом, что придворным поэтом при короле была женщина. Но мастера Академии веками соблюдали традиции, и существование Лин им казалось мимолетной аномалией. На таких встречах пальцы Лин тянулись к рукояти ножа.