Тори Халимендис - Самая темная ночь

День выдался препаршивым. Поначалу олухи-гвардейцы притянули едва ли не дюжину перепуганных мальчишек, ни в одном из которых даже проблеска магического дара не наблюдалось. Наградив излишне усердных служак площадной бранью и несколькими хорошими ударами хлыста, Роланд отправил их на дальнейшие поиски, в успехе которых сам далеко не был уверен. Да и, правду сказать, ему-то самому сынишка покойного Литора был без надобности. Живет себе где-то — ну и пусть его. Это все Ингрид воду мутит, неймется ей. И как только он, Роланд, сумел в свое время так вляпаться?

А ведь радовался еще, глупец. Еще бы: из всех блистательных кавалеров красавица-герцогиня выбрала именно его, ни чем не примечательного виконта.

— Я чувствую в тебе силу, — жарко шептала она ему, прижимаясь горячим обнаженным телом с такими волнующими изгибами. — Вместе мы свернем горы.

Вот только Роланд решительно не желал понимать, к чему ему горы сворачивать. Пусть себе стоят, где стояли — ему до них дела нет. Вот с тем, что с мальчишкой надо бы что-то делать, мужчина был полностью согласен. Но и в этом вопросе можно было повременить. На момент свадьбы Лансу исполнилось шесть лет — маленький волчонок кидал на мачеху и отчима злобные взгляды, упрямо хмурился и ни разу не улыбнулся.

— Он совсем ребенок, — отмахивался Роланд от супруги, когда та приставала с требованиями «заняться маленьким змеенышем». — У нас еще уйма времени.

— Ты оглянуться не успеешь, как он вырастет, — шипела недовольно Ингрид. — Потребует герцогство себе, и что тогда останется нашим детям?

И Роланд соглашался, но… Но Ланс был еще так мал, а собственных наследников боги никак не желали ему посылать. Да и сложившаяся ситуация, правду сказать, мужчину полностью устраивала. У него была красавица-жена, горячая и страстная, богатая казна старого Бранвийского и неограниченная власть. Чего еще желать? А с мальчишкой он сможет разобраться и попозже. Или же — иной раз приходила опекуну малолетнего наследника в голову мысль — ежели Ингрид так и не забеременеет, то можно воспитать Ланса как сына. Но герцогиня и слышать о подобном не желала.

— Он нас ненавидит, — упорно утверждала она. — Вот вступит во владение наследством и вышвырнет нас вон. И это еще если нам повезет, а не то и в темнице сгноит.

— Да ладно тебе, — пытался успокоить супругу Роланд, — мальчишка еще мал. Перевоспитаем.

— Из волчонка может вырасти только волк, — повторяла Ингрид.

И Роланд понемногу проникался ее речами, пропитывался ядом. Тем более, что Ланс держался замкнуто, играть с отчимом не желал, а своими детскими горестями предпочитал делиться со старыми слугами. Ингрид, правда, выгнала большую часть тех, кто служил старому герцогу, но все равно кое-кто остался. Более всего сожалела герцогиня, что никак не могла заманить себе на службу достойного мага. Покойный Литор обладал сильным даром, а вот нынешний маг Бранвии мало на что был годен. Зато его преданность герцогине не знала границ. И именно он, Дервин, предложил добавлять в питье юного Ланса несколько капель особой настойки.

— Мальчик начнет терять силы, — растолковывал маг. — Но не быстро, а незаметно, исподволь. Никто ничего не заподозрит, ни один лекарь не сможет установить причину болезни.

При разговоре этом посторонних не присутствовало — только Ингрид, Роланд да сам Дервин. Ингрид восприняла предложение мага с восторгом. Роланд хотел было возмутиться, но… Но годы шли, мальчишка все так же дичился его, бросал злые настороженные взгляды, а чувствовать себя правителем было так сладко. Вот если бы Ланс был его сыном и не мог претендовать на герцогство до кончины отчима, то ничего бы мальчику не грозило. А так — каждый за себя. Да парнишка и сам виноват, не пожелал принять Роланда как своего отца, считал захватчиком, узурпатором. Такие мысли пронеслись в голове у мужчины, когда он давал свое согласие.

Поначалу пасынка даже было жалко, и новоявленный герцог принялся все чаще прикладываться к бутылке, дабы забыться. И в пьяном угаре творил такое, во что сам потом верить отказывался. На лице Ингрид при виде супруга начинала появляться брезгливая гримаса, а потом до Роланда дошли слухи. Его благоверная вовсе не хранила супружескую верность, причем не гнушалась даже объятий прислуги. И Роланд возненавидел того, кого хотел воспитать, как сына. Ведь это неуступчивый мальчишка был виноват в пьянстве отчима! Если бы Ланс вел себя иначе, его не потребовалось бы травить потихоньку, а значит, и совесть Роланда не нуждалась бы в том, чтобы ее заливали вином. И была бы у них нормальная семья. Иногда ехидный голосок вышеупомянутой совести пытался намекнуть мужчине, что вовсе не пасынок сделал Ингрид бессердечной шлюхой, а его самого — безвольным пьянчугой, но после очередной бутылки совесть все же вынуждена была привычно умолкать. А со временем и вовсе окончательно уснула.