Андрей Морсин - Унция или Драгоценное Ничто [litres]

«Вот, – подумал Пуп уже о другом, оглядываясь назад, – люди считают осьминога простейшим беспозвоночным. А сами порой делают глупости, например, носятся, сломя голову, забыв надеть шлем!»

Скоро рыбьи грёзы стали редеть, и начались фантазии деревьев, сигнализируя, что он пролетает над каким-то одиноким клочком суши. Гондола, уловив желание передохнуть, стала снижаться, и вскоре из-за облаков показался небольшой лесистый островок.

Нежно-зелёная листва двигалась со вздохом единого живого существа, и, вглядываясь в деревья, окружившие его со всех сторон, профессор не мог избавиться от чувства, что лес тоже смотрит на него. Здесь было удивительно спокойно, и его недавние волнения тоже улеглись. Оставив гондолу на опушке, он пошёл пешком.

Вскоре на пути возник ручеёк, речь которого, чистая и прозрачная, привела к старой ольхе. Усевшись под ней, Пуп задумался о том, как такой тихий островок смог сохраниться в этом бушующем мире желаний, – даже бабочка, порхавшая перед его лицом, несла на своих узорчатых крыльях умиротворение и покой.

По старой привычке он попытался бабочку поймать, когда неожиданно кто-то пощекотал его спину. Якоб вскочил, озираясь по сторонам, но никого не увидел. Постояв в нерешительности, он сел, вновь привалившись к дереву, и вдруг чьи-то ласковые руки обняли, а ствол ольхи потеплел, становясь податливым и нежным.

Профессор резко обернулся и тут же встретился взглядом с глазами, смотревшими сквозь кору дерева. Глаза эти, немигающие, огромные, блестели откуда-то из таинственной, волокнистой его глубины. Зелень рощи меркла в их изумрудном свете, и он замер, как сидел, с вывернутой назад головой.

Прошелестел тихий смешок, и сквозь кору выступило насмешливое девичье лицо. Лицо это, с приставшей к щеке прядкой иссиня-чёрных волос, было нежно-фисташковым, с очень гладкой кожей.

Пуп невольно отпрянул, разглядывая лукавое и одновременно детское его выражение. Лицо то сливалось с корой, то снова появлялось, будто дриада не решила, показаться незнакомцу целиком или спрятаться обратно в дерево.

Якоб выглядел настолько растерянным, что нимфа покинула своё убежище, являя стройную фигурку, облачённую в бежевую тунику. Её глаза сверкали, густые волосы рассыпались по плечам. Она как две капли воды походила на тех красавиц, которых древние греки изображали на стенах лесных святилищ. На шее у неё висел крошечный серебряный колокольчик, а в руке был прутик, которым она туда-сюда помахивала. Улыбнувшись, девушка легонько хлестнула им гостя и скакнула в заросли.

Несколько мгновений Пуп стоял неподвижно, словно прутик заставил его пустить корни, но звон колокольчика, как чудесный магнит, потянул за собой.

Это напоминало игру «замри-отомри»: каждый раз, когда дриада, появляясь из зелени, стегала Якоба прутиком, его руки и ноги деревенели, пока колокольчик не давал сигнал пускаться вдогонку.

Преследование длилось довольно долго, и в какой-то момент ему удалось настичь проворную нимфу. Но та подскочила и повисла в воздухе, словно взлетела на невидимых качелях. Её волосы разметались, а подол приоткрыл гладкие, стройные ноги. В тот же миг разнёсся громовой раскат, и молния, сверкнув, прочертила над поляной ослепительную, густую ветвь.

Профессор испугался, что очаровательная чудачка сейчас погибнет, и в отчаянье простёр к ней руки. Но та только рассмеялась, продолжая танцевать в хлёстких струях ливня, словно у неё выросли крылья. А он смотрел, затаив дыхание, не в силах оторваться от удивительного зрелища.

Наплясавшись в своё удовольствие, дриада наконец вспомнила о пришельце. Глядя издали, она улыбалась всё больше, пока снова не рассмеялась. И тут же в глубине рощи зазвенело серебристыми голосами, стало приближаться со всех сторон, и на лужайку выпорхнула стайка нимф в таких же бежевых туниках.

Девушки окружили остолбеневшего Пупа, радостно скача и оглашая тишину рощи звоном колокольчиков. Поплясав вокруг, они вовлекли гостя в хоровод и понеслись, петляя между деревьев.

Повторяя все их движения, он чувствовал приникающие, прозрачные объятия незнакомого, лёгкого тепла, словно вся роща – с нимфами, цветами, травами и ручьями – стала его нежнейшим, волшебным мехом.

Неожиданно, словно по сигналу, забавницы растворились в зелени, оставив профессора одного, растерянно глазеющего по сторонам. И бедняга плутал, спотыкаясь о кочки, крича «ау!» и не зная, что делать – ждать или возвращаться к гондоле. Но вот в чаще зазвенело – то ли смехом, то ли колокольчиками, и он опять понёсся, окружённый сказочным теплом.