Моника Пиц - Ночь лазурных сов [litres]

– Когда-то мы были хорошей командой, – прошептал Данте, когда она прошла мимо него.

В его голосе прозвучало разочарование.

– Мы и сейчас команда, – сказала Лина как можно более непринужденно. – Мы работаем с обеих сторон.

В этот момент Данте увидел Якоба, который подбежал к Лине. Его лицо помрачнело. Лина протиснулась мимо Данте и опустилась на назначенное сиденье. Она не осмелилась еще раз повернуться к Данте. Представление должно начаться в любую минуту.

Своеобразное напряжение повисло в воздухе. Нервные разговоры стихли. Издалека Лина услышала звуки соседнего трактира. Голоса, смех, грохот посуды.

Звонкий звук колокольчика ознаменовал начало зрелища. В ожидании чуда публика затаила дыхание. И зрители не разочаровались. По толпе пронесся радостный вопль, когда пианино, стоявшее слева под сценой, начало играть само по себе.

Люди считали механическое чудо Кинга чистой магией. Тяжелый бархатный занавес приподнялся с глухим стуком. Два человека в масках потушили свечи. Сцена пребывала в полной темноте. Туман клубился по комнате, потом, словно из ниоткуда, появилась черная тень. Ни одна хлопающая дверь не подсказала, откуда так внезапно появилась фигура, так же как и не было представления о том, чем он занимался. Воцарилась пленяющая тишина. В зале был слышен каждый звук. Шуршание длинных юбок, стоны деревянных скамеек, нервное шарканье ног, тяжелый кашель.

Внезапно – какое-то движение. Человек в черном чиркнул спичкой. Сияние пламени осветило лицо чародея Кинга. Волосы и лицо были припудрены белым, глаза были черными, а он сам был одет в черный пиджак, перед которого был украшен белыми кантами, напоминавшими в сумерках ребра человека. Он похож на смерть, пронеслось в голове Лины.

Когда он чиркнул очередной спичкой, в темноте зажегся свет. Помпезная люстра осветила сцену, обставленную на манер жилой комнаты. Толстые ковры, большое кресло с подлокотниками, торшер, кофейный столик с птичьей клеткой, два голых дерева на маленьких столиках и большие напольные часы создавали впечатление элегантного салона. У задней стены большое окно вело на какую-то террасу. Позади мелькала черная ночь, нарисованная на больших деревянных панелях.

Кинг застыл неподвижно и молча. Его ледяные глаза, которые, по-видимому, никогда не моргали, скользили по аудитории, словно он хотел запомнить каждого гостя в отдельности. Его челюсти сжались, словно он каждую минуту хотел что-то сказать. Кто-то зааплодировал и в страхе остановился. Кинг казался холодным, неприступным и зловещим. Напряжение можно было резать ножом. Снова кто-то начал медленно хлопать. Публика поддержала. Хлоп… хлоп… хлоп… Одним движением руки маг велел прекратить. Чародей Кинг явился не для того, чтобы развлекаться. Он пришел, чтобы продемонстрировать свою власть и превосходство. Лина тяжело сглотнула. Пребывание в запертой в комнате с Кингом лишало ее дыхания. Со стороны сцены Данте наблюдал за ней из полумрака. Она чувствовала его взгляд, не глядя в его сторону.

Одним резким движением Кинг задействовал магию. Под двумя столами, на которых стояли искусственные деревья, вспыхнул огонь. С ветвей посыпались зеленые листья, затем белые цветы и наконец светящиеся апельсины. Шоу началось.

Публика неистово хлопала, когда Кинг представлял на сцене свои трюки. Искусственные деревья начали цвести, кукла, имевшая сходство с мадам Зазу, танцевала над перекладиной, как по волшебству, механическая утка отложила золотое яйцо, из которого вылупилась птица. Бобби напряженно пыталась разобраться в представлении. У нее был опыт в разоблачении трюков. Будучи маленькой девочкой, она неотрывно смотрела на факира, лежащего на летающем ковре. Неподвижно она стояла перед ним два часа восемнадцать минут, изучая его движения, пытаясь понять, с помощью какой хитрости ему удается парить в метре над асфальтом. Она смотрела до тех пор, пока факир не сдался. Ругаясь, он спустился со своего пьедестала и таким образом невольно обнажил нижнюю стальную конструкцию. Здесь все было проще.

– Они все заводные, – прошептала Бобби своему соседу. – Конструкция будет работать и без Кинга.

Ее сосед непонимающе посмотрел на нее. То, что Кинг творил на сцене, было для него чистой магией. Иллюзионист представлял себя владыкой света и тьмы, жизни и смерти, хозяином Вселенной, уверенным в себе и внушающим страх, зловещим и даже впечатляющим.