Моника Пиц - Ночь лазурных сов [litres]

Йонас хватал ртом воздух и держался за бок.

– Все нормально, – подчеркнул он, его лицо исказилось от боли. – Именно так я выгляжу, когда счастлив.

– Мне так жаль, – снова повторила Лина.

Опять же она искренне желала, чтобы с помощью нескольких кнопок на ее хронометре она могла просто все исправить. Но она запретила себе это. И это было ей запрещено. Бобби наблюдала за сценой с открытым ртом. Лина слишком хорошо понимала, что происходит в голове ее подруги. Она сама только что убедительно доказала того, что у нее не все дома.

– У вас тоже быт? – спросил Йонас, снова переводя дыхание. – Может, мы сможем поработать вместе? Если ты пообещаешь больше не бить меня.

– С удовольствием, – поспешила сказать Лина, прежде чем Бобби успела даже открыть рот. – Нам может понадобиться любая поддержка. Нам нужно на третий этаж.

Втайне Лина благодарила небеса за то, что они послали Йонаса ей на помощь. Ей нужно было выиграть время. Время подумать. Время, чтобы придумать стратегию и историю, которая была бы правдоподобной и выдержала бы натиск критического мышления Бобби. Лина была бесконечно рада уклониться от насущных вопросов подруги. С энтузиазмом она бросилась к лифту вместе с Йонасом. Обернувшись, она заметила, что Бобби отстала и внимательно изучает групповую фотографию с Венделином Веннингером, словно хочет запомнить каждую деталь. Очевидно, она искала какие-то намеки на то, что так расстроило Лину.

Лина нажала на кнопку в лифте, Йонас остановился в проходе.

– Ты идешь, Бобби? – воскликнул он.

Бобби сфотографировала с помощью мобильного телефона групповой портрет, когда госпожа Айзерманн обратилась к ней.

– Бобби, хорошо, что я тебя встретила. Не хочешь заняться болезнями? Никто этим не интересуется.

– У меня уже есть группа, – сказала Бобби.

– Ничего страшного, – ответила госпожа Айзерманн, глядя на Йонаса и Лину. – В любом случае даже лучше, если будешь работать сама. Пусть другие тоже получат возможность внести свой вклад.

Не дожидаясь возражений Бобби, она вырвала лист с заданием из рук Бобби и снабдила ее новым.

– Можете не ждать, – крикнула госпожа Айзерманн Йонасу и Лине.

Еще до того, как Лина успела ответить, Йонас отошел назад. Двери лифта закрылись. Последнее, что увидела Лина, было несчастное выражение лица Бобби.

Лина чувствовала себя ужасно. В зеркальном лифте она задумчиво рассматривала собственное лицо. Заметила усталость в глазах. И нерешительный взгляд Йонаса. Впервые с тех пор, как они вместе ездили на велосипеде, они были одни. Неловкость заполнила пространство.

– Давненько с тобой не болтали, – застенчиво сказал Йонас.

Лина поняла, к чему он клонит. Она не ответила ни на одно его сообщение с момента чемпионата. Она просто не знала, действительно ли ей хочется пойти с ним на свидание.

– Нет времени, – уклончиво сказала она.

Запертые в ограниченном пространстве, они не знали, как вести себя друг с другом. Йонас просматривал экран мобильного, Лина пялилась в пустоту. Она с облегчением вздохнула, когда двери на третьем этаже распахнулись. Ее жизнь была достаточно сложной.

Пошатываясь, она вошла в первую комнату, помеченную как « Гостиная семьи Веннингеров 1875 года» . Выставка, посвященная быту на третьем этаже городского музея, финансируемая щедрым пожертвованием восьмидесятилетнего Венделина Веннингера, состояла из реконструированных залов, где куклы в натуральную величину таинственного совершенства должны были воплотить максимально достоверную картину жизни прошлых веков. В комнатах была особая атмосфера. Сквозь зарешеченные окна блеклый свет просачивался в отделанную деревянными панелями комнату, служившую одновременно гостиной, столовой и спальней. Вокруг простого деревянного стола, на деревянных стульях рядом с зеленой мерцающей изразцовой печью, были расставлены куклы. Восковые фигуры выглядели как настоящие люди, которых, словно спящих красавиц, после укола веретеном поразило заклинание, погрузившее их в столетний сон.

Йонас молча указал большим пальцем на кровать, устроенную в каком-то шкафу. « Альков» , – прочитала Лина на табличке рядом с кроватью. За задернутой занавеской слышалось ровное дыхание человека. Осторожно Лина отодвинула материал немного в сторону. Сквозь крошечный зазор она увидела поразительно светлую шевелюру на пухлой подушке. Одеяло плавно поднималось и опускалось. Лина уставилась на белые волосы, словно парализованная. « Трогать запрещено» , – предупреждала еще одна пожелтевшая табличка на стене. Лина осторожно протянула руку, ее пальцы коснулись покрывала, которое было своеобразно шершавым и жестким на ощупь. Она почувствовала, как Йонас шагнул к ней и с любопытством заглянул ей через плечо.