Иван Сирфидов - Поцелуй феи [СИ]

— Спасибо, что предупредили, госпожа, это избавит нас от множества ошибок. Что-то ещё?

— Не нужно быть настойчивым ни в чём. Настойчивость есть форма принужденья. Но я здесь не подвластна никому. Ни господам, ни лордам, ни монархам. Галантный кавалер уступит фее. Если она чего-то не желает. Даже когда того желает он.

— Вы пищи много мне для размышлений дали, — благодарно заметил герольд. — Вопросов множество сами собой отпали. Осталась ещё пара, если можно?

— Я слушаю, сэр Амбадосса.

— Как правильно к вам обращаться? Как объявлять вас? Фея? Госпожа? Миледи? Леди? Дама? Дева? Или по имени быть может? У нас никто не знает ваших правил, как обращаться к феям надлежит.

— Как вам удобней, так и обращайтесь. Что вежливым сочтёте, то меня устроит, и не обидит. Только не «миледи». Миледи — это всё же статус. Которым я не обладаю здесь.

— Тогда последнее. Какого вы сословия? Что благородного, я вижу по манерам. И речи. Но какого?

— Это совсем неважно, — мягко сказала Лала.

— Ну как неважно? — искренне удивился герольд. — Это очень важно. А вдруг вы благороднее барона? В подобном случае с почтением глубоким он будет должен относиться к вам.

— Сэр Амбадосса, я же говорила, настойчивость не надо проявлять, — снова очень мягко произнесла Лала. — Любая фея в вашем мире. Всегда равна со всеми. Но если вы другого мненья, то выберите сами, кем меня считать. Хоть королевой, хоть крестьянкой. Мне всё равно.

— Прошу меня простить великодушно, госпожа моя, — смущённо проговорил герольд. — Одна ошибка позволительна любому. Второй раз я вас так не подведу.

Рун сидел на корточках, выискивая в посадках гусениц. Бабуля поодаль пропалывала грядку. Всегда работы много в огороде. Сколь бы не делал, а она всё есть.

— Рун, — позвал вдруг сзади звонкий озорной девичий голосок.

Он встал, обернувшись. Лала парила рядом c приветливой улыбкой. Он тоже разулыбался, радуясь ей и её хорошему настроению. Сверху на них светило ярко солнышко, даря тепло, ясный летний денёк наполнял окружающее пространство ощущением праздника. Лала подлетела к Руну совсем вплотную и стала весело буравить его глазками. Парила и молчала, улыбаясь чуть иронично.

— Лала, я немножко замарался, — сказал Рун извиняющимся тоном.

— Очистишься, когда меня обнимешь, — усмехнулась она.

— Соседи смотрят, вон, из-за ограды.

— Рун, ну и что? Ты вроде мой жених.

Он сдался, шагнул к ней и обхватил руками. Лала вздохнула счастливо.

— Ушёл герольд? — спросил он тихо.

— Ушёл.

— Всё выяснил, что надо?

— Вроде всё. Иль нет. Не знаю, Рун. Как будто бы это сейчас столь важно. Нашёл о чём с невестой говорить. В такую романтичную минуту.

— О чём же надо говорить?

— О чём-нибудь. Таком, что будет девушке приятно. О красоте моей. О чувствах пылких. Своих ко мне.

— Но я жених-то вроде понарошку.

— А счастье у меня по правде, Рун.

— И у меня, красавица моя.

— Ну вот, уже чуть-чуть получше. Насколько ж я красива?

— Как улыбка бога. Как пенье соловья, как утренний рассвет. Как полевых цветов благоуханье. Как радость жизни.

— Ой, — промолвила Лала в безмерном приятном удивлении. — Вот это да! Ты прям меня сразил, Рун. Спасибо, мой хороший.

— Да не за что, родная.

Лала снова счастливо вздохнула.

— Сама уже из дома вышла. Не боишься, — порадовался он.

— Ага. Закончилось моё затворничество, — ответила она тепло. — Устала уж сидеть в избушке. Хочу на волю. Мир ваш посмотреть.

— Теперь поди посмотришь. Ты слышала, барон издал указ. Чтоб за тобою люди не ходили. Ослушаться его навряд ли кто посмеет. Включая даже знать.

— Бабушка Ида говорила про указ. По-моему это немножечко жестоко. По отношенью к тем, кто здесь живёт. Ведь все хотят на фею подивиться. Наверное. А им теперь нельзя.

— Нисколько не жестоко, Лала. Иначе бы тебе народ прохода не давал. Барон наш, прямо скажем, молодец. Так выручил. Нам надо в ноги кланяться ему за это.

— Ну, феи так не кланяются, Рун. И нам так не кланяются. Мы вам не слуги и не господа. Но за заботу конечно нужно будет поблагодарить милорда сердечно.

Какое-то время они просто стояли, молча.

— Лала, — позвал Рун через минутку.

— Что, мой котёнок?

— Солнце поднимается, — промолвил он мягко. — Скоро уж и полдень. К кузнецу идти. Хоть сколько-то бы надо поработать. До этого. А то мы обнимаемся, а бабуля одна тут трудится. Обижаться будет.

— Ты нехороший, — с полушутливой печалью произнесла Лала. И отстранилась.