Игорь Маранин - Специалист по исполнению желаний [СИ]

— И что? — всё ещё ничего не понимая, спросил я.

— Высшая мера разная бывает, — ухмыльнулся Абатыч. — Либо казнь, либо высылка к людоедам. Высылка всяко лучше. Я специально отчеты запросил: погибает не больше двух третей. Причем, выбор как раз за бакенщиком, просто он этого не знает. Я и сам-то случайно на этот пункт в Указе Императора наткнулся. Надавил на шефа, тот поворчал, но отправился к Лямуту. И добился разрешения на высылку. Ну, если бакенщик захочет, конечно… Впрочем, куда он денется.

— Все равно не понимаю, — глядя на довольную физиономию коллеги, заявил я. — Последнее желание-то причём тут?

— Ну и тупишь ты сегодня, Горыч. Как будто не спал всю ночь. Если бакенщика не казнят, то и последнее желание ему не положено! Понятно?! Ну что, едем в Гарибу?

— Едем, — согласился я. — Мне там Привидение забрать нужно…

— Как? — удивился Абатыч. — Ещё одно?

А несколько дней спустя мы провожали бакенщика в ссылку. Конвой терпеливо дожидался в стороне, пока он грузил на служебный ковёр-самолёт разрешённые личные вещи. На краешке ковра сидела Маша.

— Я договорилась, что мы задержимся на день в Головлянке, — рассказывала мне она. — Я же тебе говорила, что в нашу деревню на бега знакомые людоеды заглядывают? Ну вот… Попрошу их взять нас к себе в деревню. Думаю, не обидят. Они меня очень уважают…

Я кивнул головой: вон оно как повернулось-то с этой высылкой, глядишь, всё еще будет хорошо. Повезло нашему бакенщику, однако. И вдруг до меня дошло.

— Нас? — переспросил я. — Ты сказала нас?

Маша смущённо опустила глаза.

— Он хороший, — улыбнулась она.

«Вкусовые качества человека Северного полушария оставляют желать лучшего. Он совершенно не годится для приготовления мясных салатов и макарон по-флотски и придает специфический привкус супам и иным первым блюдам. Кроме того, человек из Северного полушария требует тщательной очистки от великого множества одежд и амулетов, как то: часы, кольца, очки…»

Абзац был выделен красным фломастером, а книга лежала на моём рабочем столе.

Откуда она взялась?! Ничего не понимая, я обвел взглядом пустой кабинет и снова уставился в раскрытую книгу.

В этом году Император разрешил снегу падать в самом конце ноября, и на наше учреждение тут же обрушилась целая лавина заказов. Каждую зиму одно и то же! Как только начинает падать снег, люди будто с ума сходят. Всем срочно подавай джинов… тьфу ты, специалистов по исполнению желаний. И мы буквально с ног валимся от усталости. Однако мне повезло — по дороге из лесов Ражневы я замечательно выспался. Поэтому вошёл в офис бодрым шагом, мурлыкая подхваченную на каком-то полустанке тяжёлую форму песни-прилипалы. Дверь от кабинета была закрыта, а ключ, как обычно, болтался рядом на гвозде. Коварная штука эти ключи персональной видимости. Никто, кроме хозяев не то, что взять — увидеть его не может. Представляю, что будет, если его потерять…

Император Андрапест, рассказывают, долго не мог усмирить одну из мятежных провинций. Тогда он обнёс её взрывной стеной, повесил ядрёный замок на ворота и запер личным ключом. После чего ключ выбросил, а на следующий день помер. С тех пор о провинции ни слуху, ни духу. Взломать ни стены, ни ядрёный замок нельзя — все на воздух взлетят, а ключ найти невозможно — хозяин помер.

Дело о красных ёлках, над которым работал Альфи Штайн, поначалу представлялось сущим пустяком: подумаешь, один богатый оригинал хочет, чтобы ёлки на нынешний Новый год были с красной хвоей. Однако лешие неожиданно заупрямились, и Альфи пришлось отправиться в леса Ражневы. А мне вместе с ним. Тихие смешки и ехидные улыбочки коллег стали понятны уже в начале путешествия — в больших количествах всезнайка Штайн был просто невыносим. Через час моя голова напоминала забитый до отказа дорожный чемодан: история затонувшего водного ковра «Гигантик» перемешалась с рассказами о знаменитых нападениях на караваны допотопного времени, рекорды скорости ковров-самолётов соседствовали с лингвистическим анализом слова «Ражнева», а сверху всего этого были помещены данные о демографической ситуации в среде лесных леших. А уж когда Альфи начал рассуждать о генезисе Первого исхода кикимор из Империи, я понял, что пора его покинуть и прогуляться по ковру-каравану.

Зима — не лучшее время для путешествий. Настойка на лучах солнца, которую предлагают караванщики пассажирам, греет мало и недолго, плотные занавеси не спасают от ветра и снега, а спать приходится в специальных сундуках: тесных и неудобных. Оттого караваны зимой ходят полупустыми и через день. На одном ковре с нами путешествовала лишь старая семейная пара гномов да какой-то чиновник из Службы надзора за снесёнными памятниками. Такая же картина была и на других коврах каравана: на каждом пять-шесть пассажиров, не больше. Лишь на нижней палубе, где круглые сутки шипела жаровня, готовя вкусные маленькие колбаски, да гремел посудою юный поварёнок из карликов-носов, ни на минуту не смолкал людской гомон.