Оксана Головина - На осколках прошлого [litres]

В этот раз Лейтон не ответил. Ванда уже заметила, как вновь принялись идти опасными огненными трещинами его кости, чернея и пугая ее. Но умай сдержался в этот раз, усмиряя свою суть и возвращая обычный облик, так напоминавший призрак. Он опустил локти на свои колени, сцепляя пальцы в замок, и склонил голову, глядя на нижние ступеньки. Причудливые тени играли на них благодаря уличному освещению, проникавшему через высокие окна. Сейчас Лейтон походил на безумно уставшего человека, ушедшего в свои тревожные мысли.

– Тот рисунок возле инициалов, – снова заговорила Ванда. – Он очень похож на знак, который используют томаринские разбойники. Его ты нарисовал на моей руке. Я уверена, что судьба не просто так свела нас, Лейтон. Ты не похож на негодяя, которого мучает совесть и который оттого не может найти покоя. Как мне уже удалось выяснить, не упокоиться душам мешают три вещи: долг совести, несправедливость или незавершенное дело всей жизни. Ты хочешь завершить нечто? Или чувствуешь несправедливость? Я обязательно разгадаю твою тайну. И однажды провожу тебя в светлую обитель прекрасной Лейны. И при этом наверняка буду реветь в три ручья и мысленно обвинять тебя в том, что сбежал и бросил меня. Кто станет слушать мое вечернее нытье, Лейтон? Может, к хаосу все тайны? Буду эгоистичной и оставлю тебя здесь.

Его плечи вздрогнули, словно от сдержанного смеха. Ванда улыбнулась, устало вздыхая.

– Что ж, мне пора. Завтра ждет еще один безумный день. Пожелай мне удачи. – Ванда поднялась со ступенек, и умай встал следом за нею.

Он тепло опустил руку на ее плечо, пожимая и безмолвно поддерживая.

Толком выспаться им не позволили. Сигнал подъема прозвучал как минимум на час раньше. Общежитие моментально ожило, наполняясь непривычным шумом и взволнованными голосами воспитанниц Арда. Ванда и Ивон сонно переглянулись и дружно вздохнули, вынужденные подниматься с уютной постели ни свет ни заря.

– Боги… – Ивон лениво потянулась. – Возможно, и время завтрака перенесли. Нам стоит поторопиться.

– Боюсь, что не съем ничего. – Ванда встала и направилась в ванную комнату.

– Волнуешься перед встречей?

– Глупо это скрывать, верно? – поморщилась подруга, скрываясь за дверью.

Холодная вода, которой умылась, помогла окончательно проснуться. Ванда посмотрела на свое румяное отражение в зеркале. Она постаралась улыбнуться, буквально светясь добродетелью, как и велела Вильят. Понимая, что этим нервным оскалом лишь напугает венценосного гостя, Ванда решила, что лучше обойдется без экспериментов и будет самой собой. Главное, смиренно выслушать все сказанное королем и со всем почтением ответить ему.

Новая, идеально выглаженная форма уже была доставлена в комнату и ожидала в шкафу хозяйку. Вернувшись обратно, Ванда переоделась, тщательно заплела длинную косу. Она не выдержала и улыбнулась, наблюдая, как спорила со своими волосами Ивон. Одна длинная прядь услужливо держала зеркало, еще две водили расческами по послушным гладким волосам. Когда Ивон решила, что готова, она повернулась к подруге.

– Ну что? Чему быть, того не миновать, верно?

– В точку. – Ванда поправила высокий воротник-стойку.

Шагрим, явно взяв это за привычку, снова ожидал подруг у входа в общежитие. Волосы инрэйг попытался аккуратно связать тонким шнурком, но пара прядей все равно своевольно высвободилась, придавая всему образу некую небрежность. Золотистые глаза налились цветом, и Талл улыбнулся при виде приближавшихся девушек.

– Синхелм, расслабь плечи. – Его ухмылка стала шире. – Ты словно тонукан проглотила. Так боишься?

– У меня нет для этого причин, – сказала Ванда с легкой небрежностью, пересекая зал перед общежитием и собираясь подняться по лестнице.

– Боишься, – поддразнил Шагрим.

Он догнал подруг, опередивших его, и обнял Ванду одной рукой за плечи.

– Так и быть, утешу. Что бы ты без меня делала? Первая любовь – это навсегда, Синхелм. Так что хватит бороться с собой и признай уже это.

– Ты!..

Ванда попыталась сбросить руку друга, к своему безмерному ужасу замечая спускавшегося по лестнице ректора и трех преподавателей. Проклятье! И почему голос Шагрима прозвучал так громко в пустом зале? Только эха и не хватало, вторящего его словам. И, что еще более отвратительно, Кристиан слышал каждое из них.

Все трое склонили головы, приветствуя ректора. Рэйван не удостоил их ответом. Он ничем не выказал своих истинных чувств, разве что глаза потемнели, предупреждая Ванду о том, что вечером ей придется как минимум объясниться.