Один из стражей рухнул спиной на землю, разрывая собственное горло ногтями. Горло второго храбреца пальцами вырвал влетевший в шатёр знакомый мне светловолосый. Его белые гладкие волосы аккуратными пряди легли на плечи и не растрепались даже после таких резких манёвров. Испачканную кровью руку он отвёл за спину, и сосредоточил взгляд на мне.
— Простите моя госпожа, — слегка склонил голову он. Ещё разок посмотрел на уже окоченевшие тела и окликнул кого-то. — Хейла!
Женщина, прибежавшая на его зов, тоже была мне знакома. Она поклонилась низко-низко перед мужчиной, признавая его силу.
— Капитан Грейон? — обратилась Хейла.
— Уберите трупы. И чтоб больше не брали добровольцев из людей! — пнув сапогом мертвеца, он вонзил окровавленные ногти в подбородок подчинённой, приподняв лицо. — На страже должны стоять наши воины, либо воины богини. Кроме меня и Дарейга никто сюда не имеет права входить. Даже ты! Всё ясно?
— Слушаюсь, — отчеканила женщина.
Через мгновение растерзанных стражников убрали. Капитан Грейон присел рядом со мной. Я невольно отползла в сторону.
— Вас больше никто не потревожит, — обещал он свою защиту.
— Алания, мне нужно к ней! — пожаловалась ему я.
— Дарейг сейчас что-нибудь принесёт вам. Это облегчит переход.
В шатёр вошёл человек, укутанный в мантию настолько, что казалось, будто это балахон с руками, а носителя там и вовсе нет. Только запястья были открыты. Дарейг подал мне золотой кубок с тёмным напитком. После долгих прогулок по пустыне, я приняла его и выпила не чувствуя ни вкуса, ни запаха.
* * *
Она сидела в чёрно-красной пустоте, прижав колени к груди. Раскачивалась и бормотала что-то. Плакала и злилась из-за того, что я неожиданно бросила её. Подбежав к ней, я обняла за плечи обиженную девушку, свою дочь. Гладила по голове и приговаривала: "Ничего не бойся, я рядом!"
— Ты! — оттолкнула меня она, и я упала, не понимая, чем разозлила.
Бросилась трепать меня, словно тряпичную куклу, ударила головой об песок.
— Вставай! — приказала Алания. — Пойдём, я покажу тебе, что происходит с теми, кто бросает своих детей!
Схватив за локоть, она подняла и потащила меня к тёмной клубящейся дымке. Мы шагнули в неё и оказались в очередном, незнакомом и чужом мире, или сне — я уже не отличала одно от другого. Наверное, моя прежняя жизнь, которой я не помню, была чьим-то сном.
Таких домов я раньше не видела. Сомневаюсь, конечно, но всё же этот был совсем странным, как и то, что находилось в нём: вычурная мебель, коробка с картинками и человечками, другая коробка со льдом, вместо привычной печи или камина — не чадящее нечто с четырьмя огненными пластинами. Как раз около последней суетилась женщина в коротком платье цвета молодого вина. Она что-то готовила. Маленькая девочка с двумя косичками сидела за столом и смотрела ей в спину. Ждала обеда. Хлопнула дверь и в маленьком помещении появился мужчина. Лысоватый, некрасивый, в забавной одежде, совершенно не скрывающей его огромное пузо (прямо, как у беременной). Женщина повернулась к нему. Крепко сжимая сковороду, она обернулась к мужу. Два нецензурных слова вместо приветствия и стало понятно, где провёл ночь и часть дня хозяин дома, какого мнения о нём супруга, и как лучше поступить дальше. То есть они разошлись. Мужчина мигом собрал свои вещи и снова хлопнул дверью. Женщина уставилась в окно и долго, надрывно ревела, не обращая внимания на ребёнка, до сих пор сидящего за столом в ожидании обеда. Девочка слезла со стула, дёрнула маму за юбку и получила такую пощёчину, что детская головка просто чудом удержалась на тонкой шее. В зелёных глазах ребёнка мелькнул пожар злости. Она не расплакалась. Проглотила унизительное чувство и оставила мать одну — мучиться. А ночью, когда женщина уснула, чьи-то маленькие пальчики открыли вентиль на кухне и дом наполнился вонючим воздухом…
Утром приехали кареты с мигающими фонарями на крышах. Из них вышли люди. Девочку забрали и отвезли к отцу и его новой семье. Её маму тоже забрали и отвезли на кладбище.
— Она меня не любила! — сказала Алания. — Ты ведь такой не будешь?
Я не знала, что ответить. А она повела меня дальше.
Маленькая девочка теперь подозрительно, словно прицениваясь, рассматривала мачеху. Женщина раскачивалась в кресле с младенцем на руках. Пела колыбельную. У неё был такой прекрасный голос, как у дивной птицы — мягкий, сладкий. Хотелось слушать и слушать. Малышу тоже нравилось. Он притих, задремал, прижавшись к её груди.
Читать дальше