Кристофер Мур - Подержанные души [litres]

– Меня отравили. Я умирал.

В канализационной битве под Сан-Франциско с троицей кельтских богинь смерти, похожих на воронов, – их звали Морриган – одна царапнула его ядовитыми когтями, что Чарли со временем и прикончило.

– Ну, я импровизировала, – сказала Одри. – Тогда у меня только что случился секс – впервые за двенадцать лет, – поэтому я, наверное, немножко чересчур подчеркнула мужскую анатомию. Компенсировала с избытком.

– Как с волосами?

– А что не так с моими волосами? – Она поправила боковой взмет на голове, что контуром своим почти соответствовал “Большой волне в Канагаве” Хокусая [3] “Большая волна в Канагаве” ( яп. “Канагава-оки нами ура”) – гравюра на дереве японского художника Кацусики Хокусая (1760–1849), первое произведение из серии “Тридцать шесть видов Фудзи” в стилистике укиё-э (1823–1831). и уместнее смотрелся бы на каком-нибудь подиуме авангардного показа мод в Париже, а не где угодно в Сан-Франциско, особенно же – в буддистском центре.

– С ними все так, – ответил Чарли. И как это его угораздило впутаться в беседу о ее прическе? Он бета-самец, ему инстинктивно известно, что в обсуждении женских причесок невозможно остаться на высоте. С чего б на этом пути ни начал – неизбежно попадешь в капкан. Иногда он думал, что, возможно, при переносе его души вот в это тело он мог пропустить ментальную ступеньку-другую, пусть даже совершилось это за считаные мгновения после его смерти. – Я обожаю твои волосы, – сказал он, держа курс на сохранение мира. – Но ты же сама говорила, что как бы перекомпенсируешь за двенадцать лет в Тибете, когда брилась наголо.

– Возможно, – сказала она. Ей придется это просто отпустить. С одной стороны, буддистская монахиня, гордящаяся тем, как у нее выглядят волосы, и ноющая из-за критики прически, – отчетливый откат в духовном развитии; с другой же – она действительно поймала мужчину, которого любила, в крохотное тело, которое сама же сварганила из разрозненных частей животных и приличного куска ветчины из бедра индейки, а потому ощущала свою ответственность. Дискуссия эта у них завязывалась не впервые, и ей уже было невмоготу выпутываться из нее слабым приемом “Кунг-фу недооцененных – причесок”. Она вздохнула. – Я не знаю, как поместить тебя в подобающее тело, Чарли.

Вот она, стало быть, – правда в известном ей виде, выложенная на коврик так же вяло и бесполезно, как… ну, вы поняли.

Челюсть Чарли – а ее было порядком – отпала. Прежде она всегда говорила, что это может оказаться сложно, трудно, а вот теперь…

– Когда я начала скупать сосуды души в магазинах у тебя и других Торговцев Смертью, помещать их в Беличий Народец, я тоже этого делать не умела. В смысле, я знала обряд, но не существовало никакого текста, где говорилось бы, что у меня все получится. Но получилось. Поэтому, возможно, мне удастся что-нибудь придумать.

Она ни секунды не верила в то, что ей удастся что-нибудь придумать. Прежде она перемещала души из их сосудов в куклы, которые сама конструировала из мяса, пользуясь пховой насильственного переноса , считая, что она их спасает. А пхову неумирания она провела с шестью смертельно больными старушками, полагая, будто спасает им жизни, хотя на самом деле просто замедляла им смерти. Она была буддистской монахиней, которой передали потерянные свитки “Тибетской книги мертвых”, и она умела такое, чего больше никто на свете не умел, но то, чего от нее хотел Чарли, ей было не под силу.

– Загвоздка с телом, да? – спросил Чарли.

– Как бы. В смысле, мы знаем, что по свету ходят люди без душ и что рано или поздно сосуд души таких людей найдет, они его найдут, но что случится с их личностью, если мы навяжем кому-нибудь твою душу – а он потом возьмет и встретит собственный сосуд души?

– Это, вероятно, будет скверно.

– Именно – а кроме того, когда душа попадает в сосуд, она теряет свою личность. И чем дольше она вне тела, тем меньше личности в ней остается, что неплохо само по себе. Думаю, именно поэтому мы как буддисты выучиваемся тому, что для духовного восхождения нужно отпустить свое эго. Поэтому что случится, если я смогу переместить твою душу в кого-то, у кого пока нет души, кто еще не встретился со своим сосудом? Это может уничтожить личность того человека – или же твою. А я не хочу терять тебя снова.

Чарли не знал, что ей на это ответить. Она, конечно, права. Беличий Народец – вот лучший пример душ, не помнящих свои личности. За исключением парочки, кого Одри переместила, пока душа у них еще была свежа в сосуде, а все остальные были просто бестолковыми куклами из мяса. Под крыльцом они выстроили себе собственный городок.