Кристофер Мур - Подержанные души [litres]

– Мистер Этертон, я расследую кончину вашей жены. Я постучал, и дверь открылась. Подумал, что с вами могло что-то произойти, поэтому вошел и решил проверить.

– В боковом ящике стола? – Старик сощурился над прицелом своей крупной пушки.

Безмолвная и темная, как тень, она выступила из кухни за спиной Этертона и поднесла электрошокер к его загривку.

ЗЗЗЗЗТ!

Старик задергался, выронил револьвер, затем упал и немного подрыгался на месте.

– АЙИЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕ! – завизжала банши. После чего обратилась к Ривере: – Здравствуй, милок.

Припав чуть ли не к самому полу, Ривера выхватил “глок” и направил оружие ей в грудь.

– Назад, – произнес он. Затем передвинулся к старику и проверил у него пульс, не спуская “глока” с банши.

– С тем, кто тебя только что спас, так себя не ведут.

– Ты меня не спасала. – Ривера отодвинул крупный “смит-и-вессон” подальше от мистера Этертона и содрогнулся. То был “магнум” 41-го калибра, и он действительно мог бы разбрызгать его по всей стене, если бы старик в него выстрелил. – Ты б могла его убить.

– А он бы мог убить тебя. Все с ним в порядке. По-дремлет немного, делов-то. У меня тут твоя коробчонка с молнией, ежли вдруг захочешь ему еще немного – пожужжать. – Банши щелкнула шокером, и между контактами проскочил дуговой заряд.

– Положи и не трогай. Ну? И шаг назад.

Банши сделала, как велено, не прекращая при этом ухмыляться. Старик застонал. Ривера знал, что надо бы вызвать неотложку, – да только не был уверен, как объяснить, зачем он тут.

– Ты тут зачем? – спросил Ривера.

– Я ж тебе уже сказала, касатик, предтеча погибели. Обычно это значит смерть, нет?

– Про таких, как ты, я читал. Тебе полагается призрачно звать издали – “пронзительным воем”, как говорят. Ты не должна эдак являться откуда ни возьмись, вырубая стариков и визжа, как…

– Как что? Как что, милок? Назови мое имя. Давай, назови.

– Какая погибель? Чья смерть? Моя? Этого дедули?

– Ой нет, с ним-то все будет хорошо. Нет, та смерть, о какой я предупреждаю, – натуральная жуть, не хочешь, а обделаешься: темная буря из само́й Преисподней – вот о какой. И тебе понадобится что-нибудь покрепче этой твой фигульки.

– Ее вполне хватило остановить одну из твоих пернатых сестричек, – ответил Ривера.

И опустил “глок”. Вообще-то он был меньше той 9-миллиметровой 15-зарядной “беретты”, из которой он расстреливал Морриган, когда служил в органах раньше, – и вполовину не такой тяжелый, всего десять патронов в обойме, но мощнее. Таким останавливать людей. Да что она вообще понимает в человеческом оружии, глупая феечка с копченой задницей?

– Ох, так ты кого-то из тех сучек подстрелил – и по-прежнему дышишь? Ну не красавчик ли? – Она кокетливо похлопала ему ресницами. – Все равно не годится для того, что́ грядет.

– Так ты тут не для того, чтобы предупредить о каком-то общем восстании сил тьмы и…

– Ой, милок, уж это-то наверняка будет. Но вот опасаться тебе стоит одного темного – и он не тот крылатый обалдуй Оркус, что раньше являлся.

Ривера его не видел – громадную крылатую Смерть, что отправила на тот свет стольких Торговцев. Это Чарли Ашеру довелось посмотреть, как его разорвали в клочья Морриган перед тем, как кинуться на него самого.

– Этот будет хуже?

– Вестимо – и он не станет ломиться в парадную дверь, как Оркус. Этот коварный будет. Изящный.

– Изящный? Так ты сама не участвуешь в темном восстании, ты тут просто меня предупредить? В смысле – нас?

– Похоже на то. Неупокоенные души притягивают скверную судьбину. А этот ваш город ими кишмя кишит.

– Вроде как тут, в этом вот доме? – Ривера не терял надежды. Вдруг она поможет?

– Нет, милок, тут никаких человечьих душ, кроме твоей да этой вот Копчушки.

Ривера опустил взгляд на мистера Этертона – воротник стариковской рубашки дымился, где его опалило дугой электрошокера. Ривера похлопал по нему и загасил уголек.

– Так вот почему он меня увидел, значит… – Ривера посмотрел на банши, но той уже не было. – Остался лишь запах влажного мха да горелого торфа. Также ей как-то удалось перед уходом прихватить и его электрошокер.

– Блядь! – сообщил Ривера никому в особенности.

Этюд в печальных тонах: Софи Ашер – за столиком для пикников у края игровой площадки, вдали от прочей детворы, без доступа к друзьям, смеху и веселью, обреченная смотреть на них лишь издали, словно какая-то изгнанница, – была приговорена к перестою.