Пвел Фром - Семь ступеней в полной темноте

так трогательно и волнительно. Но и грустно, в то же время. Грустно от того, она может

окончательно привязаться к нему. И что самое ужасное - он сам боялся привязаться к ней.

Она и так уже оставила в его памяти неизгладимые впечатления на всю жизнь. И к боли

физической, сейчас могла добавиться боль душевная. Хотя… кого он пытается обмануть?!

Он уже привык... Она резко ворвалась в его жизнь и быстро стала ее частью. Заполнив

собой пустоту в его остывающей душе...

Сольвейг молча ждала, прикрыв глаза, и мягко сжимая его в объятиях. Она тихо млела от

тепла его чистого, распаренного тела. От терпкого, только ей уловимого аромата, сплетавшегося с запахом мыла и, почему то, сосновой коры. Хотелось прижаться к нему

как можно сильнее, чтобы всем телом ощущать это приятное тепло. Сжать руками и

ногами так, чтобы он уже никогда не вырвался из них... И она бы прижалась, не будь

нужный ей человек, таким ранимым и хрупким...

- Хорошо, - вдруг сказал кузнец тихо.

- Ты что-то придумал? - обрадовалась она.

- Да, - выдохнул он. - И, надеюсь я об этом не пожалею.

- Что мне сделать? -оживилась Сольвейг.

- Ничего особенного. Просто пойди наверх, закрой ставни… разведи огонь в камине. И

возьми себя в руки. Сильная, ты мне нравилась больше.

Сольвейг выпрямилась и быстро утерла слезы.

- Так лучше?

- Да, - улыбнулся он мягко. - Так лучше.

- А ты?

- А я поднимусь к тебе позже. Немного терпения, хорошо?

Хорошо, - улыбнулась она в ответ.

Отправив ее на верх, Арон присел на ступеньку. Нужно было успокоить бурю мыслей, поднявшуюся в своей голове. Побороть усталость, и постараться довериться ей. А еще

взять в руки себя самого, и отделаться от чувства, что он скотина, которую ведут на

заклание. Нет... это его, и только его, сознательный выбор. Если не сделать этого сейчас, он никогда не простит себе этой трусости. И серая жизнь снова поглотит его. Решено!

Арон встал, и расправил плечи. Привычный покой поселился в его сердце и голове....

Чему быть, того не миновать. Наполнив ведра теплой водой, он, наконец, поднялся на

второй этаж.

Крылатая дева переминалась с ноги на ногу, стоя у очага. Она выглядела совсем не так, как раньше. Неуверенность, и смятение чувствовалось во всем. В ее движениях, взгляде, растерянной улыбке...

- Вода еще не остыла... - заговорил он. - Ты все еще хочешь умыться?

Она быстро кивнула.

- Ты... мне поможешь?

- Прыгай в кадку, пока не остыло.

Кузнец зачерпнул ковшик воды из ведра и вылил его в кадушку, чтобы ногам было

теплее. А возле нее, постелил на пол сложенное льняное полотно. В комнате было тепло и

тихо. Неяркий свет исходил от камина и пары толстых свечей на его массивной полке.

Они были совсем одни, если не считать маленького пушистого зверька, тихонько

сопящего в уголке. Кузнец неторопливо поливал ее голову водой, и теплые струи приятно

скатывались по волосам. Стоя на полусогнутых ногах, она прикрыла глаза, наслаждаясь

его пальцами в своих волосах. Кузнец щедро намыливал пряди душистым травяным

шампунем, и от этого странное, приятное покалывание, искрами разбегалось по спине и

ногам, возвращаясь волной волнительной теплоты.

В голове становилось как-то легко и светло, не смотря на плотно зажмуренные глаза.

Мысли и тревоги с каждым движением его рук растворялись в окружающей тишине. Лицо

Арона, было спокойным и сосредоточенным. Ей очень нравилось, когда он ее омывал.

Как бы там ни было, оказавшись в этой кадке, она была податлива как глина. Теплая вода

и душистое мыло творили с Сольвейг маленькое чудо.

Конечно, сей процесс и самому ему доставлял немалое удовольствие. Сжимая в своих

пальцах ее плечи, бедра, или икры, он сравнивал себя со скульптором. Зодчим, который

каждый раз, с пристрастием ощупывает свой шедевр, не находя изъяна.... Конечно, мнение это предвзятое, но ее сильное, гармоничное тело, казалось ему идеальным.

Близким к идеалу. Особенно будоражила его сердце мощь скрытая в нем. Дикая, безудержная... никому не подвластная.

Отвлекшись от своих мыслей, Арон похлопал деву по внутренней стороне бедра и

вопросительно взглянул в глаза. Без тени сомнения, она открылась его руке...Теплая

ладонь, скользнув по ее животу, легла поверх ее мягкого лобка, и чуткие смелые пальцы, под струйкой теплой воды, бережно сделали свое дело. Наконец, Сольвейг ступила на

льняное полотно, расправила крылья, и была тщательно обтерта большим полотенцем.