Пвел Фром - Семь ступеней в полной темноте

дрожала словно осиновый лист. Кузнец прижал ее чуть сильнее и погладил по спине.

- Прости, я не хотел тебя испугать. Я не буду больше так делать. – пообещал он.

- Что это было? – прошептала она дрожащим голосом.

- Моя жизненная сила. Ты разве не видела это раньше? Я просто немножечко поделился, –

ответил он тихо, почти нежно.

- А так разве можно?

- Похоже, теперь можно. И это было больно. – признался кузнец.

- Тебе тоже? – удивилась она.

- Да, причем весьма. Разве по мне не видно?

- Я к этому, наверное, не смогу привыкнуть, – всхлипнула Аделина. Ее страх начал

выходить слезами.

- Ну вот и ладно, – вздохнул кузнец облегченно. – Тебе уже лучше?

- Да, немного.

Кузнец продолжал поглаживать Аделину по спине, до тех пор, пока она не перестала

дрожать. Потом мягко взял ее запястья и поцеловал холодные руки. Этот жест удивил

Аделину. Раньше так никто не делал. Разве что отец, когда-то очень давно. Еще в детстве.

- Аделина? У меня есть к тебе просьба.

- Да? – она вздрогнула, услышав свое имя.

- Проведай свою сестру сегодня. Боюсь, сделав больно, я окончательно испортил с ней

отношения….

- Это точно… – вздохнула она, подбирая с земли часть доспеха сестры. – И меня

перепугал насмерть. Наверное, не усну сегодня.

- Мне стоило подумать дважды прежде, чем что-то делать. Но, уже ничего не поправить.

Прости… клянусь, я больше никогда не сделаю тебе больно.

- Ладно, – улыбнулась могучая Аделина и потрепала кузнеца по голове, - Не нужно давать

такие серьезные клятвы. И потом, грань между болью и удовольствием едва различима.

Когда плечи и лицо Аделины вновь порозовели, и она окончательно взяла себя в руки, они

расстались. Вечером того же дня, Арон все рассказал Сольвейг. Она, конечно, удивилась, но восприняла новости спокойно. Продолжая кормить малыша грудью, она внимательно

выслушала рассказ Арона. И посоветовала ему самому успокоиться.

Какое-то время они просто молчали, наблюдая за тем, как сладко засыпает их дитя.

Осторожно забрав его у Сольвейг, Арон уложил сына в ясли так, чтобы тусклый свет не

попадал ему в глаза. Потом, пристроив голову на колени своей бестии, он наконец, вытянулся во весь рост.

- Так значит… осталась только Далия? – уточнила Сольвейг.

- Да. Но, похоже, я все испортил своими фокусами.

- А что ты хотел сделать?

- Не знаю. Облегчить боль….

- Получилось?

Арон пожал плечами.

- Хочешь, я поговорю с ней? Я бываю очень убедительна, когда нужно.

- Нет! - вздрогнул Арон. – Не стоит. Аделина сама поговорит с ней.

- Я пошутила, – призналась Сольвейг.

- Не смешно… – буркнул Арон.

- А как тебе вообще мои сестры?

- В каком смысле? – не понял он вопроса.

- Во всех смыслах, дорогой, – нарочито мягко пояснила она.

- Да как сказать? Каждая из них по-своему хороша, – уклончиво ответил он.

- А кто понравился больше? – не унималась она.

Арон задрал голову и всмотрелся в ее лицо. Но в нем не было ни упрека, ни сарказма, ни

насмешки. Только легкая ироничная улыбка на губах.

- Аделина и Аста, – признался он искренне.

- Аста?! – Сольвейг рассмеялась. – А я больше склонялась к Фриде, или Агнете.

- О, нет… пить с ними это самоубийство. А вот Аста поразила меня. Прежде всего своей

прямотой. Она отнюдь не глупа, ловит все на лету… и у нее чудовищные рефлексы! А

еще удивила ее скромность во всем. И холодна она только внешне.

- Никогда не знала ее с этой стороны… но, наверное, тебе виднее. А что же Аделина?

- За ее грозным фасадом скрывается целое море заботы. Она без колебаний закроет

каждого из вас своей грудью. Ну или прижмет к груди. В любом случае, это будет от

души.

- Ты удивительно проницателен, – рассмеялась Сольвейг.

Наконец, Арон решился задать вопрос, ответ на который его больше всего беспокоил. Он

прикрыл глаза, и выдержав длинную паузу спросил:

- Скажи, Сольвейг, а зачем вообще ты все это затеяла.

- Отец попросил. Еще немного, и ему самому пришлось бы сделать это. А возлежать с

собственными дочерями, для короля последнее дело… – почти серьезно ответила она.

- Не верю ни единому слову, – отрезал он.

Сольвейг вздохнула удрученно и поняв, что от разговора не уйти, решила выдать все что

на душу легло. В конце концов, если не ему, то кому же?

- Ты боишься, что во мне взыграет ревность? – прямо спросила она.

- Я как-то видел тебя в гневе, – напомнил он.

- Да, да… – согласилась Сольвейг, - Но тут другое. От части, я хотела помочь папе с