Полина Громова - Смеющаяся Тьма

Когда отца не стало, книги стали возбуждать во мне чувство, близкое к ненависти. Теперь, когда я читал, я думал, что в этом мире на моем месте должен был оказаться другой человек — он смог бы достичь большего и получать от жизни больше впечатлений. Тогда бы моя жизнь как-то выровнялась, выправилась, обрела будущее. Или на месте этого мира должен был оказаться какой-то другой мир — тогда бы в нем было место для меня настоящего, такого, каким я хотел и мог быть на самом деле, каким я уже был где-то в глубине своей души — той личностью, о которой я даже боялся думать…

Той личностью, что промелькнула в видении, навеянном Хельгой.

Да, я почти ненавидел книги. Но я все равно читал. Не мог не читать.

Дед Симеон говорил что-то еще. Сейчас это было именно тем, что мне требовалось: иллюзией, будто бы ничего не происходит. Хотя я толком не мог сказать, что происходит, я не мог даже доказать этого, ничего не получалось сделать с этим жутковатым ощущением: будто бы на картинку реальности капнули водой и краски потихоньку поплыли.

Погостив у соседа, я вернулся к себе и взялся за уроки. Пусть я больше не ходил в школу, но у меня были книги, по которым я мог заниматься, и я старался заниматься, когда была возможность. Ведь, что бы дед Симеон ни говорил, это в дальнейшем могло помочь мне достичь большего. Но дело не спорилось: чем старательнее я вдумывался в задания, тем меньше понимал, о чем в нем идет речь. Смыслы слов ускользали от меня. Я думал о Хельге.

Существует она или нет? О чем она говорила? Можно ли ей верить?..

А что, если попробовать ее поискать прямо сейчас?

Меня изнутри обдало странноватым холодком. Захлопнув книгу, я оделся и вышел на улицу. Не прошло и часа, как я был на том самом перекрестке, где увидел Хельгу первый раз. Перекресток был самый обычный: по улицам проносились экипажи, шли по своим делам нечастые прохожие. Хельги, разумеется, видно не было.

Побродив по улицам без цели, я вернулся домой. Чувствуя себя не столько усталым, сколько обманутым, вытянулся на постели. Я вспомнил о том, что завтра встречаюсь с Руной, и мне захотелось придумать с десяток каких-нибудь глупых причин, чтобы не видеться с ней.

Как-то незаметно закончился день, наступил вечер. Стемнело. Ко мне зашла мама, она позвала меня ужинать. После ужина она взялась за шитье, а я перебрался в гостиную и с книгой устроился на диване. Я пытался читать. Но книга, всегда служившая мне убежищем от всего мира — да, порой ненавистным убежищем, ну и что? — на этот раз будто бы отталкивала меня. Подняв глаза от страницы, за окном, которое мама забыла зашторить, я увидел темноту — и едва различимые, хрупкие контуры интерьера, и профиль склонившейся над шитьем матери, и блеклое отражение своего собственного лица с темными пятнами вместо глаз. Не знаю, как так получилось, но передо мной вдруг предстала вся моя жизнь — такой, какая она есть, и стало невыносимо больно и обидно, хотя не из-за чего, ну вот совершенно не из-за чего было расстраиваться. Сотни, тысячи, миллионы ведь так живут. Это — нормально.

Только я так не хочу. И не буду. Простите.

Есть ли у меня веская причина хотеть чего-то иного? Пожалуй, кроме моего желания — нет. Но мое желание — достаточная причина. Да, доверившись Хельге, я могу жестоко обмануться. Возможно, согласившись на ее условия, я буду жалеть об этом всю жизнь. Ну и пусть! Если я не воспользуюсь этим шансом, я буду жалеть не меньше.

Так я решил вечером. Но, проснувшись на следующее утро, я снова не знал, что делать. Помогая утром матери в лавке, я испытывал странное ощущение: будто бы я нахожусь на какой-то грани или перекрестке — и никак не могу решиться двинуться в какую-либо сторону. Мне нужен был толчок для дальнейшего движения. И он, как ни странно, не заставил себя долго ждать.

К полудню я был у Руны. Я нашел ее в конюшне: лошадей как раз запрягали, Руна кормила яблоком свою любимицу — рыжую кобылу-трехлетку. Кобылка фыркала и тыкалась в ладони Руны влажной мордой. Но сегодня Руну это почему-то не радовало: она была чем-то озабочена.

— Руна! — окликнул я девушку.

Она обернулась, улыбнулась.

— О, Рик! Привет! Как твои дела?

— У меня все в порядке. А у тебя что случилось?

Руна нахмурилась.

— С чего ты взял, что у меня что-то случилось?

— Мне так показалось. Извини, если ошибся.

Она поджала губы, отвернулась. Потом сказала:

— Поедем. Я тебе по дороге все расскажу.

Руна молчала, пока мы не выехали из города. Лишь когда потянулись утопающие в снеге изгороди и дорога стала подниматься к холмам, она, немного расслабившись, заговорила.