Мне оставалось только покачать головой.
— Хельга… Но ты же с самого начала знала, что я соглашусь. Ты все знала наперед!
Она злобно улыбнулась.
— Я не знала, Рик. Хочешь, я расскажу тебе, как все было в тот вечер, когда мы первый раз встретились? Я поняла, что никто из нас, Отступников, не в силах спасти наш мир, ибо обретенные нами сила и знание — это еще не все, это даже не половина необходимого. Для такого поступка нужно нечто гораздо большее: сострадание. Человеческое сострадание к человеческому миру, к человеческим жизням и судьбам. И тогда я просто вышла на перекресток и сказала себе, что сделаю демона из любого, кого увижу первым.
Мир спасет тот, кто первым подвернется Хельге под руку, — с усмешкой подумал я. Хельга между тем продолжала:
— Дело не в твоей натуре, Рик. Дело в том, что это твой родной мир, он принадлежит тебе, как и любому другому человеку, он твой по праву рождения, и тебе не все равно, что станет с ним. Я дала тебе возможность приручить этот мир, я только дала тебе силу ответить за него, когда придет его час. Все остальное зависит от тебя.
До меня наконец-то дошло, что она хотела сказать этим словами.
— Так, значит, на моем месте мог оказаться кто угодно? Любой другой человек?
— Да.
Ну вот и стали прахом все мои воздушные замки. Потаенное желание каждого человека: чем-то отличаться от других, быть уникальным, неповторимым. Именно оно заставляет двигаться вперед, постоянно кому-то что-то доказывать, менять самого себя в ту или иную сторону, чтобы в конце концов стать чем-то, чего никогда не было раньше и никогда не будет потом. Мне почти удалось поверить, что такое возможно.
— Хельга…
— Прости. Когда-то я думала, что мне подойдет Колен. Он видел, как погибает его родной мир. Я думала, он должен всем сердцем желать предотвратить конец еще одного, пусть и чужого мира. Но пока он боролся за свое собственное существование, он стал слишком похожим на нас. Ему тоже все равно. Никогда — слышишь меня? Заклинаю тебя: если выберешься живым из этой истории, никогда не теряй сострадания. Не только к тем, кто не может постоять за себя, но и к тем, кто в тысячи раз превосходит силой тебя самого. Это главное, это именно то, что делает тебя человеком и направляет все твои поступки, даже когда ты не хочешь этого. Никогда.
— Постой. Ты сказала, если выберусь живым? Так есть альтернативы?
Хельга виновато улыбнулась.
— Прости. Но то, что ты останешься жив, очень маловероятно.
Я кивнул.
— Мне надо подумать. Я… Я пойду прогуляюсь.
— Хорошо. Иди.
Стараясь не смотреть на Хельгу, я вышел в коридор гостиницы, спустился вниз по широкой лестнице, застланной красным ковром. Мы находились где-то очень высоко — но до первого этажа каким-то образом оказался всего один лестничный пролет. Швейцар в холле поспешил на свое место, чтобы открыть передо мной двери, но я только махнул ему рукой — не надо, я сам… А что сам? Я не знал. Переступив порог странной гостиницы, я вышел в Авалон.
Спустившись с каменного крыльца, я оглянулся. Здание было двухэтажным и совсем небольшим, но так оно выглядело только на этой глубине Потока. А заглянув глубже, я увидел огромную башню с выступами-башенками на плавно закругляющемся фасаде. Решив, что такую громадину я увижу откуда угодно, я отправился гулять по городу, не боясь заблудиться.
Город был странный. На вид, нет, на ощупь он создавал ощущение чего-то очень знакомого, какого-то очень родного места — но я никак, никак не мог узнать его… Пока не понял, что я в этом месте никогда не был. Это были не мои ощущения. Это были ощущения магов, которыми они наделили целый город, целый остров — чтобы иметь возможность жить здесь.
Поток — это основа мира, основа всех миров. Но, давая им жизненную силу, сам он жизнью не обладает — так, существа, обитающие в нем, даже называются нежитью. А настоящей жизни не существует вне поверхности — тоненькой и хрупкой радужной пленочки, которая и представляет собой то, что мы называем миром.
Если бы я родился здесь и прожил всю свою жизнь, я никогда бы не подумал, что где-то существует мир более настоящий, чем этот. Мимо меня на старенькой коляске, запряженной каурой лошадкой, проехал мороженщик со звонким колокольчиком. По другой стороне улицы ему навстречу шел какой-то человек в непривычном, «заморском» костюме. На перекрестке крутился мальчишка с газетами и табаком. Около витрины модной лавочки остановились две девушки с невесомыми кружевными зонтиками в руках. Хлопнула дверь пекарни — и на улицу вывалился кусок аппетитнейшего хлебного запаха. Во дворике перед небольшим особняком играли дети: мальчишки и девчонки, размахивая палками и выкрикивая какие-то «волшебные» слова, атаковали карусель, представляющую собой, наверное, какое-то ужасное чудовище, угрожающее всей жизни на земле… Простите: всей жизни в Авалоне. Среди детей только один был настоящим: мальчишка лет шести в бутафорском плаще и взрослой поношенной шляпе. С балкона особняка за ними наблюдала немолодая женщина-маг. Как давно она покинула мир живых? Лет десять назад? Пятнадцать? Сколько вообще нужно лет, чтобы привыкнуть жить здесь? Может, не так уж и много?.. Может, для этого будет недостаточно и целой вечности?.. Женщина наблюдала за игрой детей. Меня она не заметила.
Читать дальше