Шеннон Мессенджер - Изгнание

Это было оно? Она была исправлена?

Она не могла сказать… облегчение было слишком мимолетным. И тьма, которая бросилась на место света, была намного хуже. Холодная, толстая и пустая, и Софи могла чувствовать, как погружалась в нее, гораздо глубже и гораздо чернее, чем бессознательное состояние, и она знала каждым волокном своего существа, что никогда не вернется. Она закрывалась. Ускользала.

Потом что-то вонзило в ее руку, и новая боль потянула ее на свободу. Ее тело было истерзано, а внутренности хотели взорваться от давления, когда мягкий серый туман раздувался в ее разуме. Она сфокусировалась на нем, используя его, чтобы плыть над тенями, когда ее внутренности снова поднялись, и давление в груди стало невыносимым, она хотела кричать. Но когда она открыла рот, порыв воздуха заполнил ее тело.

Ее первое дыхание.

Потом следующее.

И еще одно.

Она хотела сосчитать их… уцепиться за них… отпраздновать каждое. Но туман в голове становился толще, и она больше не могла бороться с облаками. Она понадеялась и доверилась им и почувствовала, что они понесли ее.

— Я выпускаю тебя из поля зрения на несколько минут, и ты снова уже почти умираешь, — сказал Киф, его слова звучали молотом в ее голове.

Софи открыла глаза… и немедленно закрыла их, поскольку свет горел слишком ярко. Она попыталась говорить, но все, что она могла сделать — это закашлять и согнуться, что заставило ее понять, что ее тело белело в миллионе мест.

— Эй, легче. Я не шучу о том, что ты почти умерла. Какой-то морщинистый чувак принес тебя сюда и сказал, что почти потерял тебя — дважды — но он думает, что теперь ты в порядке. Ну, кроме нагруженного болью грузовика, который он сказал, проедется по тебе, потому что твой ум должен будет оставаться «нетронутым» никакими лекарствами в течение по крайней мере двадцати четырех часов. Что-нибудь из этого звучит знакомо?

— Крошки и кусочки, — удалось ей выдавить между кашлем.

— Хорошо. Тогда возможно ты сможешь прикрыть меня, потому что он сказал мне, что ты почти умерла. Уверен, что Грэйди захочет убить меня, когда я приведу тебя домой в таком виде.

— Я в порядке.

— Э… ты не видишь то, что вижу я. Ты вся потная и зеленая… не упоминая уже это жуткое синевато-красное пятно на руке.

Софи снова открыла глаза, и когда они сосредоточились, она увидела огромный синяк от иглы. Добавим его к ее списку причин, почему она никогда не хотела снова видеть шприцы.

— Все хорошо. Они должны были дать мне лимбиум, чтобы исправить меня, а затем он дал мне какое-то человеческое лекарство, чтобы остановить аллергию.

— Звучит… весело.

— Да, удивительно быть мной.

Она попыталась не думать о других вещах, которые мистер Форкл сказал ей о ее генетике, но она с трудом восприняла передачу Силвени:

Друг! Софи! Друг!

— Тебя правда исправили, а? Как думаешь, ты сможешь помочь..?

Он не произнес имя, и Софи не хотела, чтобы он это делал. Только когда она узнает наверняка.

— Я не думаю, что буду знать, пока не попытаюсь. Мистер Форкл дал тебе еще какие-нибудь инструкции, когда принес меня сюда?

— Он дал мне, крошечный, запечатанный свиток… сказал, что это для Грэйди или Элвина. Кстати, а что это был за парень?

— Парень, который изображал моего старого соседа, чтобы следить за мной у людей. И очевидно он — тот, кто сделал меня.

— Сделал тебя? Так, значит… он — твой отец?

— Я… я так не думаю. — Она никогда не обдумывала это.

А мог ли он быть им?

Он был Телепатом. Непроницаемым Телепатом.

И он создал ее.

И он заботился о ней.

Она дрожала так сильно, что ее зубы стучали.

Она отказалась верить в это. Отец никогда бы не стал играть с генами своей дочери так, как это сделала мистер Форкл. И отец никогда не бросил одурманенную дочь одну на улицах Парижа… даже если бы он действительно думал, что она будет в порядке. И он бы не оставил ее на твердой земле холодной пещеры только с ее другом, летающей лошадью и свитком, после того, как она почти чуть не умерла… снова.

Кроме того, он не был худшим отцом в мире.

С другой стороны Грэйди и Эделайн позволили ей рискнуть всем, чтобы найти Черного Лебедя…

— Эй, ты в порядке? — спросил Киф, когда она сжалась в комок.

Она не хотела знать больше ужасных вещей о своем прошлом или о том, кем она была. Становилось только хуже и хуже.

Одно рыдание слетело с ее губ, и как только шлюзы были открыты, это не возможно было остановить. Она ждала, что Киф поддразнит ее, но он просто быстро придвинулся ближе, поднял ее голову, таким образом, чтобы она опиралась о его колено вместо скалистой земли.