Марина Дяченко - Ведьмин зов

— Нет, — сказала она, не оборачиваясь. — Еще пару минут… Пожалуйста.

Не на глазах же у Ивги, подумал Клавдий. Снова посмотрел на монитор.

Есть позиция в Однице. Об этом невозможно, мучительно думать, но кто-то должен быть там куратором. Если я предложу людей таким образом, чтобы голоса в Совете разделились, чтобы они искали компромисс, подумал Клавдий, чтобы каждый из них сражался за мой вариант — хотя бы по одной кандидатуре…

— Она не совершила никаких преступлений, — сказала Ивга. — Ты бы отпустил ее.

— Я никуда не пойду, — взвилась Эгле. — Куда мне идти?!

Она вела себя очень по-человечески, никогда раньше Клавдий не видел фантомного сознания такой силы.

— Сколько прошло, — он покосился на экран, — со времени инициации?

— Часов семь, — отозвалась Эгле, по-прежнему сидя на полу к нему спиной. — А надо двадцать четыре?

— По-разному, — Клавдий мельком взглянул на Ивгу. — Двадцать четыре — максимум.

— И я флаг-ведьма?

— Да.

— И когда фантомное сознание… закончится, я стану… как все они?!

— Да.

— Нет, — сказала Эгле.

По комнате прошелся ветер, и задрожали стекла, закачались рамки на стенах. Подпрыгнула фотография Мартина на каминной полке. Тяжело качнулась люстра; Эгле, сжав кулаки, не давала волю своему гневу, а если бы отпустила себя — все в этом доме пошло бы кувырком.

— Эгле, не надо, — тихо сказал Клавдий.

Ветер утих. Эгле вцепилась себе в волосы:

— Не понимаю. Все было так… Убедительно. Совсем не похоже на… то, что старуха предлагала в ангаре. Песня… многоголосье. Эхо. Все так… правильно. Исторически… достоверно.

Ивга зажмурилась с колоссальным отчаянием на лице.

— Клавдий, — сказала Эгле, глядя на нее. — Это мое решение, я это сделала, хотя Ивга была против… Я взрослый дееспособный человек, я этого хотела — я это получила, но это моя ошибка. А не чья-то.

— Она меня спасла, — хрипло сказала Ивга. — Сняла с костра. В последний момент.

— Спасибо, Эгле, — после паузы сказал Клавдий.

Эгле обернулась и посмотрела на него, и он знал, чего ей это стоит. Он сделал над собой усилие и поменял режим восприятия — а значит, стал больше похож на человека в глазах инициированной ведьмы. Эгле мигнула и перевела дыхание.

— Это разница между оперативным модусом и нейтральным, — сказал Клавдий. — Смотри, у инициированной ведьмы и маркированного инквизитора есть общие тайны. Кое-что, видимое только нам.

— Я бы не хотела этого видеть, — прошептала Эгле.

— Я бы тоже не хотел, — сказал он медленно. — Видеть тебя действующей ведьмой. Но — спасибо. Страшно представить, сколько раз я твой должник…

Он начал просматривать инквизиторские сводки; после вчерашней безумной ночи активность ведьм упала по всем провинциям, но Клавдий не обманывал себя: это затишье перед бурей. Счет идет на часы, может быть, на минуты. Если ведьмы начали роиться, они не остановятся, пока мир не превратится в развалины либо пока не умрет Мать-Ведьма.

В Однице отлично справлялся заместитель Мартина, может, его и продвинуть на этот пост? Нет, он администратор, по типу личности всегда второй человек, а на пост куратора нужен лидер…

Заболело сердце, в который раз за последнее время. Правда, сильнее обычного. Какая разница, кто станет куратором Одницы? Зачем он так бездарно тратит последние минуты, которые можно провести с женой и сыном?

Он встал и подошел к неподвижной Ивге. Обнял ее, погладил по рыжим с проседью волосам:

— Не вини себя, пожалуйста. Ничьей вины тут нет. Есть несчастье. Но что же теперь делать.

Оставалось несколько шагов; рука сама знает, как наносить удар. Мартин понятия не имел, откуда у него этот навык, — вероятно, среди множества инквизиторских доблестей, которые вложили в него в колледже, была и эта — убивать ведьму серебряным кинжалом в сердце.

Она смотрела на него снизу вверх, безмятежно улыбаясь. Те, что кружили в вихре над Зеленым Холмом, заранее ее оплакивали. Мартин вглядывался в глаза девушки на холме; он сам не знал, почему медлит. Что не так?!

— Вот и я, — сказал он, повинуясь интуиции, не понимая, что делает. — Какой тяжелый путь у меня за спиной…

— Отдохни минуту, — отозвалась она с улыбкой, — посиди со мной, позволь посмотреть на тебя.

Она улыбалась, глядела, говорила, точно повторяя интонацию, будто кусок кинопленки, поставленный на кольцевое воспроизведение. Мартину сделалось жутко — впервые с момента, как он попал на холм.