Сара Бреннан - Тропа ночи [litres]

Ник вздохнул, запустил руку в волосы, отшвырнул еще одну книгу. Он нарочно обращался с книгами без уважения и не видел в этом ничего плохого, потому что они все равно были потусторонней иллюзией. Эта пещера издевательски напоминала библиотеку в Академии невиданных наук, где книги учили его жизни. Из каждой стопки щерились насмешливые тени. Уголком глаза он видел, как черные строчки на белых страницах становились серыми и горькими, как пепел.

Заполучить бы хоть одну настоящую книгу. Хоть одну.

Будь возможность, он бы выбрал Шекспира. Похоже, тот писал об очень многих важных вещах. Тот человек говорил о Шекспире, как будто всем известно, кто это такой. Нику не без труда удалось раздобыть книгу, но отец Блэквуд уничтожил ее, и прочитать удалось немного. Потом Сабрина упоминала о Гамлете – очевидно, не самое распространенное среди людей имя, – и из ее слов Ник заподозрил, что этот Гамлет плохо кончил. Ник давно искал книгу о Гамлете.

Ну, уж Ромео и Джульетта наверняка должны быть счастливы.

Ник выбрал бы Шекспира, но согласился бы и на любую другую книгу.

Для Ника воплощением ада была библиотека, в которой нельзя было найти покоя. Он искал и искал, хоть и понимал, что это бесполезно. Наконец его взгляд вместо очередной книги упал на дверь. В аду повсюду были двери.

От некоторых дверей он старался держаться подальше. Когда он валился с ног от изнеможения, эти двери возникали перед ним, суля избавление. Они были из стальных прутьев, сквозь которые призывно маячили тени. Эти двери вели в клетки. Нику отчаянно хотелось распахнуть дверь клетки, но он не доверял собственным порывам. Слишком уж сильно хотелось.

А эта дверь была из резного дерева. Обыкновенная библиотечная. Ник подергал за ручку.

Порыв холодного зимнего ветра распахнул дверь и вышвырнул Ника наружу. Ноги увязли в снегу.

«Неужели опять?» – в отчаянии подумал Ник.

Ветер завывал, как стая волков.

Черная ночь была пронизана острыми стрелами падающего снега. Казалось, Ник смотрит сквозь прорехи темного занавеса в холодную белую пустоту. За спиной осталась хижина, в которой лежали родители.

Родители умерли давным-давно. Даже его воспаленному взору стало заметно, что лица у них уже совсем не такие. Он пытался обманывать себя, считая, что им просто холодно, но, когда тела начали медленно распухать, отрицать очевидное стало уже невозможно.

В горах он чувствовал себя совсем-совсем маленьким. Беспомощным ребенком. Он присел, дрожа, на камень среди снегов и стал ждать неизбежного.

А пришла она. Его фамильяр, единственный, какой был у Ника за всю его жизнь.

Он был последним из древнего, могущественного колдовского семейства. Наследник вековой силы династии Скрэтч, рожденный под кровавой луной в дремучем лесу, он нашел приют под кровом давно оскверненной церкви. Она пришла той же ночью. Наутро родители увидели, что рядом с их сыном, свернувшись калачиком в колыбельке, выдолбленной из дерева, спит волчица.

Родители часто рассказывали сыну о том, как появилась Амалия. Они гордились своим сыном, который от рождения был наделен такой сильной магией, что с первым своим вздохом призвал фамильяра. Но другие ведьмы предостерегали: волк-оборотень – очень опасный фамильяр. Гоблины, становившиеся фамильярами, обычно принимали облик, лучше всего подходящий для своих подопечных, но вервольф одновременно и слишком похож, и слишком непохож на человека. Их переменчивая форма отражала разлад в сердце. А сердце с внутренним разладом может впасть в жестокость.

Но родители были в то время столь же высокомерны, как сейчас он сам. Они лишь посмеялись над опасностями. Если Амалия чудовище, тем больше славы получит их сын, приручив ее. Предостережения низших ведьм не вселили в них страха.

Другой жизни Ник не ведал. Амалия была для него привычна и любима, как лунный свет в лесу. Он сделал первые шаги, держась за ее темную жесткую шерсть. Родители были вечно чем-то заняты, далекие, важные. Вместо сказок на ночь он слушал ее охотничьи истории – она рассказывала их таинственным шепотом, понятным только ему. Для других детей она была огромная и страшная, но Ник ее не боялся.

– Моя Амалия, какие у тебя большие зубы, – говорил он. Она ласково покусывала его, играла с ним, лязгая могучими челюстями в сантиметре от тела мальчика, и Ник смеялся.

Они заменяли друг другу целый мир. Но со временем Нику захотелось увидеть мир пошире. Он научился быть обаятельным, привлекать к себе других, хотя они и побаивались волчицу.