Сара Бреннан - Несвершенное

Кэми Глэсс стояла слишком близко к огню. Магические всполохи обжигали лицо, жалили глаза, и все перед ними плыло. И не было никакой возможности расплакаться.

Ауример, золотая усадьба, из которой чародеи Линберны заправляли всем городом на протяжении веков, была окружена кольцом огня. Огонь не распространялся и не гас. Это злое оранжевое море не давало ей подойти к дому.

«Там ничего нет для тебя», — сказал Эш Линберн, один из нескольких хороших чародеев оставшихся в живых, который к тому же был подключен к ней. Разум к разуму. — «Его больше нет».

«Ты этого не знаешь», — ответила ему Кэми.

«Нет, знаю, — не согласился Эш. — И если ты признаешь мою правоту, то и сама поймешь, что так и есть. Его там нет. Его нигде нет. Он мертв».

На нее нахлынули эмоции Эша. Они проникли в каждую ее пору. Связь между ними напоминала каплю чернил, упавшую в стакан воды: любая ясность — искажалась. Не было никакой возможности обособиться друг от друга, и неважно, насколько разными они были или как плохо у них получалось взаимодействовать.

И неважно, насколько Кэми не хотелось быть связанной с Эшем, а Эшу с Кэми. Им пришлось создать эту связь, потому что, будучи источником и чародеем, они обладали волшебной силой, которая помогла спасти жизни их друзей и защитить дом.

Они были связаны уже целый месяц. Оба уже свыклись с этим, но легче им не стало.

Кэми всегда хотела управлять собой; она никогда не хотела, чтобы кто-либо еще пытался управлять ею. Эш и не собирался, но у нее на пути постоянно вставали его предостережения и предчувствия. Она чувствовала себя ущемленной.

Но хуже всего, что ярмом на шее у нее висели страдания и отчаяние — чувства Эша.

Он потерял надежду, у нее не хватало сил надеяться за обоих.

И что она должна была сказать о сводном брате Эша, Джареде, своем первом источнике, парне, которого она любила, и с которым была связана большую часть своей жизни?

«Он не мертв! И мы встречаемся!»

Это ее мама сказала, что его нет в живых.

Они все знали, что произошло нечто ужасное. Роб Линберн со своими сторонниками, теми, кто хотел возвращения былых дней, когда чародеи ради своего могущества приносили в жертву людей, разбили их в сражении и отобрали у них поместье. Единственным выжившим чародеем на их стороне осталась только мать Эша — Лиллиан. Она и младший брат Кэми, Тен, попали в ловушку Ауримера. Все пытались предложить свой план спасательной миссии, пока Лиллиан стальной хваткой держала за руку Тена, чтобы он не смог убежать от нее, бросившись наутек из таверны. Прежде Лиллиан всегда вела себя как предводитель города, но не теперь. Она казалась поверженной и вместо речей теперь была способна лишь на возгласы, больше присущие приведениям или банши, возвещающие о смерти пропавшего Джареда.

Тен хранил молчание, дрожа в руках отца. Но позже он нехотя, содрогаясь, едва шевелящимися губами, поведал всю историю: как его держали в каморке на чердаке, и как дверь распахнулась, и вошел Джаред, как он велел ему бежать. И Роб тоже там был. Тен едва мог говорить об этом, но они знали, что Джареду сбежать не удалось, ему пришлось остаться, чтобы не дать Робу преследовать перепуганного ребенка.

Больше ничего не удалось узнать, пока маме Кэми, Клэр, не дозволили войти в Ауример, потому что она была любимицей чародеев и их покорной слугой. Та рассказала Кэми, что нашла на чердаке.

Мама едва ли перекинулась с Кэми двумя-тремя словами за несколько недель.

Тишина, установившаяся между ними, походила на холодное, осторожное безмолвие, которое накрыло весь город, с того дня, как Роб выиграл злополучную битву и захватил усадьбу. Никто не хотел нарушать эту тишину первым. Никто не хотел ломать лед. Сломаешь лед, того и гляди хлынут темные воды и утопят всех.

Кэми уже привыкла к зябкой пустоте там, где когда-то жили общение и понимание. Она сидела за столом и поедала свой завтрак, пока мама готовила еду мальчикам, когда та заговорила, повергая в шок.

— Прошу тебя, будь осторожна сегодня.

— Почему? — тихо спросила Кэми. Когда мама не ответила, она отложила ложку, наблюдая за дрожащими руками. Она повысила голос, требовательно спросила еще раз: — Почему?