Николай Грошев - Война вампиров [СИ] [книги 4-5]

— Не имеет значения.

— А сними повязку.

— Зачем это? — Бровки вверх поднялись. Ниндзя за её спиной, хмуро переглядываются.

— Ну как? — Штык развёл руками, мол, чего тут непонятного? — Хочу глянуть, может ты как крокодил. А так если нет, то телефончик спрошу, в кафе позову, шоколадку подарю, ну, всё такое.

Секунд пять царила тишина. Высоко в небе, пронзительно завыл ветер и тут же стих.

— Я что-то не понимаю… — Пробормотала ниндзя.

— Штык! — Пискнул Шкет. — Я щас от холода насмерть сдохну…

— Братуха, отъебись. — Отмахнул Штык. — Ты вампир, тебе похую, а тут краля такая. А я холостой, вот, Носхератор к тому же. Я может, супругу ищу, Носхераторшу. Вот…

— Они нас ёбнуть собирались, а ты…

— Да похуй, разрулили же. Всё пучком. — Снова смотрит на девушку. — Киса, в натуре, покажи личико. — Девушка неуверенно подняла руку, сдвинула повязку на подбородок. Штык подвигал бровями, губы надул и кивнул. — Норм, киса, я прям влюбился. Отвечаю. Ну, чё? Забьёмся на завтра в восемь? А?

— Что за, — девушка замолчала, нахмурилась, беспомощно глянула на своих собратьев.

— Так что? Ты как кис?

— Я ухожу. — Она повязку обратно приладила и повернулась спиной. Штык охнул, схватившись за сердце. Девушка запнулась и обернулась, удивлённо приподняв брови.

— Киса, отвечаю — ты просто супер! Созвонимся?

Она отвернулась, тени мелькнули и улица опустела. Только труп с прокушенным горлом валяется на земле, да Шкет с Коляном отдыхают. Что интересно — стрела, кунай и то, чем прикончили Коляна, исчезло.

— Ну и дура. — Обиделся Штык. — Сама не знаешь что потеряла! Я может, жениться хочу!

— Пиздабол.

— Саня, завали ебало. А то в ухо плюну.

— Попробуй, я тя на фашистский флаг порву одной левой.

— Ну-ну, я типа верю.

Присел на бордюр, закурил. Из-за угла вырулил прохожий. Прошёл мимо, что-то про алкашей ворча. Потом запнулся об тело ниндзя и замер — горло его увидел. Потом посмотрел на ещё два тела и на мужика, который курит на бордюре.

— Да, — кивнул Штык, — ты прав мужик, это я их почикал. Я маньяк. Ща покурю, возьму нож, вырежу им сердца и схаваю прям тут.

— Ик. — Сказал мужик и поспешил прочь.

Сигарета кончилась, Штык огляделся.

— Эй, я не понял? Почему этот хуй ещё тут валяется? Чё фелоним? Давай уже киса, работай в натуре. Трупака нахуй отсюда, а то народ пугается.

Откуда-то извне, он почувствовал волну гнева, но спустя мгновение, вспыхнул яркий свет и труп исчез. Колян, со Шкетом остались на месте.

— Молодца киса. — Кивнул Штык. Посидел немного. — Кис, ну чё ты тупишь? Пивка подгони мне. И давай уже в темпе вальса…

Нечто невидимое, врезалось в затылок, Штык грохнулся лицом в снег.

— Ууу… — Сказал он, вынимая лицо из грязного подтаявшего снега. Сел обратно, вздохнул тяжко. — Понял я, понял, молчать буду…

— Озабоченная мартышка. — Буркнул кто-то невидимый, да очаровательным голоском.

— У меня хер тридцать три сантиметра! — Возразил Штык. — Видела такой у мартышки? А? Вот, то-то же. А то ишь, да бля! Хватит уже! — Взвыл он, потирая затылок.

— Штык.

— Чё? — Буркнул он, морщась — как будто бревном огрели. Или обухом топора. Или рукоятью меча. И за что? Эх, как этот мир жесток! Безобразие.

— Ты своей смертью не помрёшь, тебя баба грохнет. Нашёл к кому клеиться, она ж тебя как тузик грелку. Видел же, чё творит, а всё равно…

— Ну и чё? Ты же сам видел, фигурка пиздец.

— Это да… — Грустно вздохнул Шкет. Помолчал. — Я б вдул.

— Я б тоже, только не даёт дура…

Пришлось замолчать, потому что в этот раз врезали так, что кость проломило. А потом мысли такого плана пропали — Штык удивлённо щупал затылок и смотрел пустым взглядом в пол.

— Чё потух братан? — Спросил Шкет. Рядом застонал Колян, только что восставший из мёртвых.

— Да так, не обращай внимания Сань. Я так, чётка в ахуе, а так нормально всё.

Штык снова пощупал рану на затылке. Под пальцами липкое. Посмотрел — белое, с красными разводами. Мозги что ли получается? А почему он временно не умер? Раньше, помнится, если вот так, так он сразу бряк и труп. Потом оживает и вперёд. А тут…

— Чудеса блять. — Прошептал Штык, доставая бутылку. Глотнул, дымом закусил. Стало как-то полегче. Даже этот тёмный грязный проулок, вдруг стал светлее и чище.

— Спьяну легче жить, пропивай мужик, до тебя уже всё пропили, ебать их, не помню кто…

Глотнул ещё. Потом ещё и ещё — в душе запели соловьи, мысль, вогнавшая его в ступор, вдруг забылась, родной город стал таким, что даже слеза умиления появилась на его щеке.