Николай Грошев - --------- [СИ, Это такое название и есть - дефисами!]

И вышел прочь, оставив его одного, посреди новой жилплощади.

— Да! Забыл совсем. — Почти закричал Миха, просунув голову между дверью и косяком. — К тебе Голова зайдёт, ну, Алек, ты его видел вчера. Он про твои обязанности подробнее скажет.

— А разве…

— Нет, ты ж один. — Не дослушав, ответил Миха на его вопрос. — Вот дружина будет у тебя, там и разговор другой будет, а пока как наёмник ты при нас. Ты уж не обессудь Совник, но сам понимаешь, по-другому никак, народ не поймёт.

В этот раз, ушёл совсем. А Совник, постояв пару минут на месте, тяжко вздохнул и присел за стол. Взял в руки кипу старых бумаг. Выцвели буковки, картинка какая-то…

Он судорожно сглотнул. Всё тело напряглось. С минуту он пялился на картинку — сложно узнать в этом помутневшем рисунке знакомые образы, а если не видел их никогда, будет тебе казаться что там просто беспорядочная смесь красок. Но если видел прежде… на картинке центр какого-то мегаполиса. Дорога, забитая машинами, люди на ней, виднеются небоскрёбы. Впрочем, насчёт машин и людей он не совсем уверен был, но разум сам дорисовал недостающие детали. Вряд ли на картинке нечто иное… надпись, она на знакомом ему языке. Похоже на заголовок статьи.

«Переговоры с представителями НАТО, снова зашли в тупик».

Ниже надпись менее крупным шрифтом.

«Третья мировая или очередной внешнеполитический кризис?»

Дальше текст, но из него удалось вычленить только отдельные слова и предлоги. О чём написано в статье он понять не смог. Перевернул бумагу. С другой стороны вообще всё так размыто, что на всю страницу два предлога разобрать удалось и всё.

Только сейчас он обратил внимание, что край оторван — листок просто вырвали откуда-то, наверное, из какой-то газеты…

Он просмотрел все бумаги лежавшие на столе. Большая часть текста и картинок, оказались размыты, неразборчивы. Кое-что, однако, он прочёл и рассмотрел.

Какой-то не молодой мужчина с волевым лицом, смотрит с картинки. Под его портретом надпись: «Россия не оставляет попыток договориться».

На другой изображён боевой вертолёт Ка-78, закладывающий вираж над колонной бронетехники. Судя по всему, он выходит на боевой взвод и вот-вот откроет огонь.

— Плазменная пушка, экипаж один человек, экспериментальные модели гасителя инерции…

Бормотание Совника стихло, перейдя в неразборчивый лепет. Глаза стали круглыми. Он знал об этой машине практически всё, что только можно было о ней знать. Новейшая вещь, всего 10-ть экземпляров выпустили. Секретность с этой моделью такая связана, что к ремонту машин, допускали только после сканирования сетчатки глаз и отпечатков пальцев. Причём процедура обязательна даже для персонала, отработавшего в ангарах чуть ли ни всю жизнь. И обмануть её невозможно — перед глазами вспыхнул образ двери и сканер, пылающий красной надписью «в доступе отказано!». А он так надеялся, готовился, даже рискнул — раздобыл запрещённую модель внешнего кодировщика, позволявшего взломать любой сканирующий замок. Едва не попался в том ангаре, а срок за такие шутки влепить могли не малый… Совник ощутил, как взмокла спина. Он отшвырнул газетные листки и поспешно встал на ноги, едва не навернувшись со стула.

Воспоминание поблекло и растворилось в глубинах сознания… то, что случилось в городе, не случайность, ни бред воспалённого сознания — он действительно помнит мир до войны???

— Какого хрена происходит? — Прохрипел Совник. Со лба скатилась капелька холодного пота.

Против фактов не попрёшь. А они удивительно странные. Он помнит мир до войны и, видимо, жил там, был вхож в военное сословие… а война закончилась лет 50 назад, это прям самый минимум. А если смотреть трезво на это всё, то прошло лет восемьдесят или больше.

Ему же не больше 30-ти лет. Собственно, после знакомства с сыном Михи, он сомневался, что ему и 30-ть есть. Скорее всего, он старше парня лет на пять, не больше.

И как же это всё понимать?

Когда скрипнула дверь, и в комнату вошёл Алек, местный Голова, Совник был так рад его приходу, то чуть не обнял. Но, конечно, сдержался — Алек на него так глянул из-под кустистых бровей, что радость от рассеивания мыслей тяжких, так же рассеялась.

— Присаживайся. — Предложил он Голове, указав пальцем на стул.

— …. — Буркнул нечто не понятное Алек.

— Что?

— Спасибо говорю. — Сел, помолчал и проворчал. — Чужак ты.

Совник не ответил, как бы это очевидно, но к чему сие сказано?

— Я с людьми про тебя не говорил ещё, но… — Голова сморщился так, что борода дыбом встала. Совник понял без пояснений — народ будет только за. А вот Алек, почему-то, не желает его видеть в своём селе. Он вдруг перестал морщиться и тяжко вздохнул. — Ты пойми Совник… имя-то ты себе выбрал, прям не знаю… ты пойми, я буду счастлив, если наши люди гибнуть перестанут. Если хотя бы меньше их погибать будет, я уже от счастья сам не свой буду. Всё ж село — одно название от нас и осталось. Половина домов пустует. Нет семьи, в которой кто-то не умер бы за пять последних лет. Понимаешь? — Он вдруг треснул кулаком по столу. — Нет семьи, в которой кто-то умер своей смертью за пять лет! Ты понимаешь чужак? Ты представляешь себе это? Я бы рад, но…