Себастьян Кастелл - Тень рыцаря

– Они бы и так умерли. Полагаю, что все вышло как нельзя лучше, на такое мы даже надеяться не могли. Герцоги бы никогда не приняли законную королеву, если бы им не пришлось. Они бы никогда не позволили тебе и твоим плащеносцам захватить власть, если бы не боялись чего-то более страшного. Это я и устроила, Фалькио. Я показала им призрак гражданской войны и хаоса. Показала армию убийц, на фоне которых плащеносцы стали казаться не более опасными, чем легкий дождь в теплую летнюю ночь.

– Вы превратились в чудовище, такое же… нет, даже хуже Патрианы.

– Нет. Я стала именно такой, какая нужна была миру, не более и не менее. – Она протянула руку и схватила меня за подбородок. – Так же как и ты, Фалькио.

Я оттолкнул ее руку.

– Я остался верен своим клятвам.

– Клятвы, – презрительно вымолвила она. – И что породило эту великую клятву? Гибель твоей жены, долгое безумное путешествие, которое началось кровью и закончилось сталью. Твоя клятва, Фалькио валь Монд, первый кантор плащеносцев, – это порождение того зла, что свершилось в твоей жизни. Миру требовался человек отваги, и он наградил тебя болью и страданиями, чтобы ты стал таким, как ему нужно. – Она улыбнулась и снова попыталась до меня дотянуться, но я отстранился. – Мир нуждался в храбрости и порядочности. В герое. А ты был глиной, из которой мир его слепил.

– Жаль, что Неры здесь нет, – заметил я. – Возможно, она бы и подобрала нужное слово, чтобы обозначить, кем вы стали. Между нами все кончено, – сказал я и собрался уходить.

– Ты умирал.

Я остановился. Заранее знал, что она может сказать то, что собиралась, и пообещал себе, что уйду, прежде чем она это сделает, но остался – хотя бы потому, что ее парадоксы заслуживали слушателя.

– Нита убивала тебя, – продолжила Швея. – Ни я, ни лекари не смогли бы помешать ей проникнуть в твое сердце. То, что сделали дашини… это нейтрализовало яд. Спасло тебе жизнь.

Я обернулся, стараясь выглядеть удивленным.

– И вы об этом знали?

Не знаю, убедил ли я ее своим притворством, или она просто отнеслась к нему снисходительно ради самообмана.

– Подозревала. Я же говорила тебе, парень, что жизнь – это боль. Те страдания, которые причинили тебе Необагренные… Даже представлять их не хочу, но твердо знаю одно: без этого ты уже лежал бы в могиле.

Я мрачно улыбнулся, не в силах больше притворяться.

– Значит, вы сдали меня дашини для того, чтобы спасти мне жизнь.

Она не дрогнула лицом.

– В таком случае, Швея, в следующий раз вы окажете мне огромную услугу, если оставите умирать.

Она фыркнула.

– В самом деле? Думаешь, мне все еще есть дело до твоей гордыни? Или боли? Я уже говорила тебе и повторю снова и снова: я ни перед чем не остановлюсь, чтобы защитить Алину. Ни перед чем. Все это я сделала лишь для того, чтобы возвести ее на престол.

– Вы принесли в нашу жизнь разруху и смерть.

– Да. Принесла и еще принесу, если понадобится. Пусть потекут по стране кровавые реки, если так нужно, но Алина станет королевой.

Я знал, что ей ответить, но замешкался. Представил, как святая Биргида шепчет мне в ухо: «Я взывала к тебе каждый раз в тот миг, когда ты уже одержал победу, но еще не нанес последний удар». Я всегда верил в милосердие и сострадание – и теперь больше чем когда-либо я верил, что они жизненно необходимы.

Но также существует и справедливость, Биргида. И, кроме того, я не какой-то там чертов святой.

– Ваш сын возненавидел бы вас за то, кем вы стали, – сказал я.

Сначала я думал, что Швея разозлится и изойдет яростью или, может, сломается и начнет рыдать, но она, конечно же, не сделала ни того ни другого. Лишь сказала:

– Конечно, он бы возненавидел меня за это, Фалькио. И через тысячу лет не смог бы простить меня, даже несмотря на то что я возвела его дочь на престол. Но ведь именно поэтому мы с тобой так сильно любили его, не правда ли?

Позже той же ночью мы вшестером стояли на крепостном валу замка Арамор, и звезды сияли так ярко, что я готов был даже поверить, что нахожусь на Южных остравах. Как ни странно, но двух человек, которые лучше всего поняли бы меня в тот миг, с нами не было. Алина расположилась в покоях замка: больше ей ничего не грозило, лишь собственные страхи. Я пообещал ей, что вскоре и они развеются без следа. Эталия же осталась с ней, чтобы побыть рядом, пока девочка не заснет. Алина вновь перестала смотреть мне в глаза, то ли от чувства вины за то, что согласилась с замыслом Швеи, то ли из-за того, что я предал ее, так и не сделав королевой.