Джим Батчер - Рождественская ночь

“Милосердные Небеса, что это?” — удивился я вслух.

Раздался звук, который можно описать только как «фумпф», внезапный поток сажи из камина, и затем …

Хорошо. Итак.

У него было круглое лицо. И небольшой круглый животик. Дрожащий, когда он смеялся. Целиком покрытый кольчугой.

Крингл был рослым, грузным человеком, с длинными, серебристо — белыми волосами и великолепной снежной бородой. Он носил охотничьи краги под короткой кольчугой, а поверх этого — тяжелую, великолепную темно — красную мантию с капюшоном, отделанную белым мехом. Он нес через плечо огромный мешок — и на его бедре не было никакого меча.

Он посмотрел на меня и испустил низкий, грохочущий смех.

«Эй», — сказал я спокойно.

Крингл взглянул вниз на велосипед, который я собрал. Он опустился на колени перед ним, внимательно его исследуя.

“Это было правильно собрано”, — одобрил он своим невозмутимым голосом.

«Спасибо», — отозвался я. “Я не твой вассал. Мы сотрудничали в некоторых случаях, но я даже не твой друг. Поэтому, если ты здесь, чтобы сделать мне подарок, то я не уверен почему”.

“Потому что сегодня вечером”, — ответил Крингл, “я делаю именно это”. Его голубые глаза сморщились в уголках, когда он улыбнулся. “И потому что ты в моем списке, парень”.

Я фыркнул. «Пожалуйста».

Мгновение Крингл смотрел на меня. Потом он моргнул и сказал, “Лгун позовет Криса Крингла в канун Рождества опять”.

“Л…” — начал я.

Но что — то заставило меня передумать. Вместо этого я вернулся к размещению наклеек на велосипеде.

«Хорошо», — сказал Крингл. “И — да. Я принес тебе подарок”.

“Скажи мне, что это не пони для Мэгги”, — попросил я. “Мне придется многие годы грабить дома”.

Крингл откинул голову назад и снова расхохотался. Было невозможно не улыбнуться, когда он это делал. Но я мог натянуть на себя угрюмый вид, как только он остановился, что я и сделал.

“Нет. Это не для Мэгги”. — И он положил свой мешок и начал в нем рыться, бодро бормоча сам себе.

В мгновение ока он достал маленький, кубический сверток, обернутый в красно — зеленую узорную бумагу…, будь я проклят, на которой было изображение усмехающейся морды Мыша, как часть узора. На нем был адрес. Кому: Гарри. От кого: Санта Клаус.

И пакет был теплым.

Я посмотрел на него ним, а потом посмотрел на Крингла.

“Ну же, парень”, — сказал Крингл, снова расхохотавшись, и показал на пакет.

Я открыл его.

Внутри было …

Было …

Простая белая кофейная кружка. Какую вы можете купить в магазине “Умелые руки“.

Нарисованные, словно их пытался написать детсадовец, начертанные как пиктограммы, кем — то слишком маленьким, чтобы понимать их, алые буквы складывались в слова: ПАПА НОМ3Р ОДNН.

Почерк был моим.

Чашка была наполнена светло — коричневой жидкостью.

Что — то произошло с моими глазами, и я не видел чашку. Просто блик света от камина. Но я взял ее и прихлебывал молоко и сахар с маленькой толикой кофе в них.

На секунду я почувствовал запах лосьона для бритья своего папы. На секунду я услышал его смех, смех такой сильный, что слезы катились у него из глаз. На секунду я почувствовал руку, его руку, на моем плече.

Я пил из чашки, которую я подарил моему отцу на наше последнее совместное Рождество, и все это время, я вспоминал те Рождественские утра, смех объятия и игры прокручивались в моей голове в IMAX, столь ярком, что у меня захватывало дыхание от воспоминаний о беготне с отцом по двору с новеньким пластиковым световым мечом.

Я оставил последний глоток на донышке чашки, и сказал, не открывая глаз: “Я люблю тебя, папа”.

Когда я посмотрел на него, Крингл улыбнулся мне. Он подмигнул. Затем он взял свой мешок, перебросил его через плечо и повернулся к камину.

«О», — пробормотал он, посмеиваясь в глубине горла. “Еще одна вещь”.

Я услышал удар позади меня.

Я обернулся.

Моя дочь Мэгги стояла в дверях «убежища». Она уронила подушку,

которую, видимо, несла. Она уставилась на Крингла, разинув рот.

“Хо, хо, хо”, — спокойно прохохотал он. Он вежливо кивнул Мэгги, прикоснулся к своему носу, и … просто исчез в дымоходе.

“Ох, ничего себе”, — выдохнула Мэгги. Она встретила мой пристальный взгляд, и ее глаза были широко раскрыты. “Ох, ничего себе!”

Словно звук ее голоса был стартовым пистолетом, Мыш вскочил на ноги, внезапно проснувшись и взволнованно озираясь.

“Чего ты ждешь?” — спросил я свою дочь. Я вскочил и помчался к парадной двери. “Живей!”